— Нет-с, таковых облигаций у нас нет, — объявил он с порога, — Наши облигации начинаются с числа пятьдесят четыре.

— Что, все начинаются с числа «пятьдесят четыре»?

— Да, именно все.

— Жаль, — сокрушённо вздохнула Раухвельд, — Я родилась четырнадцатого числа, и на облигацию, чей номер так начинается, я бы непременно получила бы выигрыш. Ну да ладно. А вот скажите-ка, любезный Лейба Соломонович, есть ли у вас облигации серии ГЭ или МК — это инициалы мои и моего родного брата, вы об нём могли слышать, он посланником был в Вене. Брат, как и я, скупает облигации по системе. Ежели узнает, что у вас торгуется нужная серия, то примчится непременно.

— Одну минуту, пожалуйста, подождите, я схожу посмотрю, — теперь, когда Мейеру объяснили смысл странных просьб, обращённых к нему, его недоверие как будто испарилось. Ну, чудит старуха, так что с того, глядишь, зато много купит!

Он опять ненадолго ушёл из кабинета, а вернувшись, развёл руки:

— У нас только одна серия — КФ…

— Ай-яй-яй, — запричитала Раухвельд, — Какая незадача! Плохая серия, молодой человек, помяните моё слово!

— Да чем же это она плоха?

— Это инициалы свояченицы — Каролины Фридриховны. Азартная, вздорная, играет много и всегда проигрывает. Хотите добрый совет, молодой человек? — доверительно спросила госпожа Раухвельд, понизив голос.

— Да уж, конечно, — Мейер насторожился и на всякий случай тоже понизил голос.

— Возьмите таблицу выигрышей по купонам прежних лет и внима-а-а-тельно изучите её…

— И что же?

— И вы увидите, что самые маленькие выигрыши из года в год, от купона к купону выпадают на серию КФ. Это несчастливое сочетание! — уверенно заявила госпожа Раухвельд.

Мейер удивлённо взглянул на неё:

— Да как такое может быть? Лотерея — это же голая математика, распределение выигрыша — чистой воды случайность. Один раз не повезло, а в другой — совсем даже наоборот!

— Ага, ага, — азартно закивала Рахвельд, — вот вы таблицы-то старые полистайте на досуге, а потом и говорите! Племя молодое, вам только над стариками смеяться, у виска пальцем крутить, а мы на этом деле собаку съели… Так-то!

Молодой еврейчик смотрел на свою собеседницу с плохо скрываемым скепсисом, подозревая, видимо, что та просто дурачится. Марта Иоганновна между тем продолжала рассуждать, словно бы разговаривая сама с собой:

— Но коли у вас все облигации серии КФ, то тогда я выберу, пожалуй… пожалуй, в подарок племяннику своему Борису… а крестили его как раз на Рождество… значит, облигацию, чтобы заканчивалась на двадцать четыре… а также облигацию, чтобы заканчивалась на пятьдесят четыре… ну и… даже и не знаю, какую ещё. Давайте такую, что заканчивается на три пятёрки.

Она с сомнением глянула на Шумилова. Тот моментально склонился к ней, демонстрируя почтительное внимание. Госпожа Раухвельд досадливо поморщилась, глядя на него.

— Экий ты, Петруша, всё-таки бесхребетный… ну чисто китайский болванчик! Я тебе вот молодого человека в пример ставлю, — Раухвельд поклоном головы указала на Мейера, — а ведь ты, поди, даже и не понимаешь меня.

— Понимаю, Генриетта Эммануиловна, каждое ваше слово понимаю и ловлю с наивозможнейшим вниманием, — заверил Шумилов домохозяйку.

— Ты, Петруша, болтун и подхалим, и больше ничего, — как о чём-то давно решенном сказала Раухвельд и повернулась к Мейеру.