|
Именно бежать, так как перспектива спокойно дожить до нудной одутловатой старости Зографа к ней, к школе, с зарплатой, достаточной для покупки пяти батонов колбасы или десяти пар тончайших женских колготок в подарок любимой, давно не относился. Вопрос «Куда бежать?» или, как любила говаривать благополучно здравствующая Женькина Баля, «Куды бечь?» – вопрос этот стоял перед Юркиным в течение недели. Вкалывать на государство решительно не хотелось. Навыков, необходимых для денежной починки машин или строительства и ремонта дач, Женька не имел, к тому же быстро сообразил, что здесь и учиться не стоит, пока не наладишь канал сырьевых поставок. Идти в фирму наемным «гардом» было вроде бы поздновато, да и физическим данным Женьки не совсем соответствовало. Курсы менеджмента? Отвалить солидную сумму, а как устроишься потом, не имея нужных контрактов? В пятницу Юркин довольно решительно остановился на мысли о конфликте с законом, и за два дня связанные с этим раздумья чуть не подорвали его (спасибо Бале!) не худшего, в общем, здоровья.
Но в понедельник! В понедельник Юркин снова воспрянул духом, позволил себе пачку сигарет за четвертной и телеграммой известил недоумевающего Кривина на Камчатке о кардинальном пересмотре своих материальных возможностей… Дело в том, что именно в понедельник Юркин отыскал то решение, которое, как нарочно, пряталось где-то в закоулках памяти с самого окончания школы. В тот же день он буквально перерыл оставшуюся от деда библиотеку, пока не набрел на записи, касающиеся своей родословной, – материал этот дед собирал по крупицам и очень серьезно, а Женька (совершенно незаслуженно) долго не принимал во внимание. А в родословной Юркиных, что, к счастью, и помнил Женька, хранились бумаги, устанавливавшие родство со сгинувшим в лагерях профессором Рубакиным, а главное – еще более ценные бумаги, касательно работ профессора, чем-то весьма интересовавшие деда. К концу следующей недели, в течение коей Юркин свел практически к минимуму все потребности, не затрагивавшие основного – работы над бумагами деда, мосты, ведшие из мира тех, кто более или менее спокойно проводит жизнь в ожидании более или менее емких и гарантированных подачек от государства, в мир, управляемый жестокими и пока непредсказуемыми законами совкового рынка, были сожжены. Правда, Юркин еще с год прокантовался в надоевшей школе, опаздывая и дремля от усталости на уроках, но жизнь уже тогда переменилась совершенно. Началась та самая бурная ее фаза, когда поиски ответа на вопрос вопросов о деньгах прервали не только относительно упорядоченное течение Женькиной жизни, но едва не прервали и ее саму. Итак, к сроку у Женьки была полностью подготовлена работа, которую он и решил запустить в дело. Так как судьба его еще не вынесла ему окончательный приговор и упомянутая работа, возможно, еще всплывет на интеллектуальном рынке, раскрывать суть ее мы не будем, а отметим лишь, что по содержанию и практической применимости исследование Юркина, в основу которого и лег метод профессора Рубакина, во многом оказалось сродни системе небезызвестного во всем мире Дейла Карнеги, что позволит более или менее отесанному читателю легко вообразить и ее «рыночную стоимость». Любому бизнесмену, однако, известно, что прежде чем получить нечто, нужно обязательно нечто и вложить. Вот с начальным-то вложением дела у Женьки с его учительской зарплатой и полным отсутствием навыка купли-продажи обстояли до того худо, что спас его только подвернувшийся Пеха и рекомендованный им «деловой мэн». Первая встреча состоялась у Женьки дома. Где-то в первом часу ночи раздался звонок в дверь, и с площадки в квартиру шагнула внутрь довольно непрезентабельная, щуплая и низкорослая личность в черном плаще и модной черной шляпе. Говорили в прихожей, так как в единственной комнате спала Баля, а за закрытой дверью кухни бесновались чрезмерно дружелюбные звери (одиночество Женьки, кроме Бали, скрашивали кот Фиш и пес Буль, самых недоходных пород). |
