Коммерческую и юридическую сторону дела Володя сразу и бесповоротно взял на себя. Уже назавтра Юркин был представлен в том самом издательстве, где ему отныне предстояло заколачивать бабки. Располагалось оно в обширной по-старинному квартире определенного под слом арбатского особняка, и поразило Женьку какой-то совершенно не присущей казенным издательским кабинетам атмосферой уюта и некоторой даже интимности. Комнаты были обставлены – за исключением Большой, официальной, – с комфортом и вкусом. Неполированного темного дерева стенка с непременной хрустальной посудой. Кресла и журнальный столик. Импортный торшер в углу. В отремонтированной кухне – гарнитур и холодильник общей стоимостью в непредставимую для Женьки сумму сто тысяч – словом все, что нужно для солидного безбедного существования. Как раз здесь-то и существовали, уйдя от обременительных семей, директор издательства Володя и чуть грубоватая, но яркая и энергичная главный бухгалтер Нина. И опять же здесь, в расслабляющей домашней обстановке, за кофе с коньяком, Юркин и подписал многие бумаги и передал из рук в руки по бедности даже не перепечатанный авторский экземпляр своих разработок. А там, что называется, пошла писать губерния… Как и все коммерсанты, Володя оказался человеком крайне занятым. Сил его едва хватало на то, чтобы указать Юркину очередную инстанцию, которую следовало пробивать и обрабатывать. То это оказывалась типография, тянувшая с изданием, то гарантийное письмо, под которым кто-то нужный должен был поставить и никак не ставил свою подпись. И приходилось мотаться, обзванивать, ловить труднодоступного Володю для дальнейших инструкций, да тут еще в школе заинтересовались, чем это так занят зазнавшийся Юркин, что ему ни на собрание подойти, ни продуктовые заказы потаскать некогда? А не за длинным ли случайно рублем где-то там погнался?!

К Новому году, держа в руках наконец-то пришедшие из типографии, изданные без переплета, на скверной газетной бумаге разработки, Юркин вдруг осмыслил две важные вещи: первое – деловой Володя, в сущности, ни в чем более не помощник, и второе – с работой на два фронта надо кончать. А на Новый год впервые ему не хотелось никуда идти, не тянуло ни в какие компании, пусть даже и с самыми симпатичными девушками, хотелось только одного: чтобы без всех, без всякой суеты, и чтобы Баля помолчала, и свернулись рядом Фиш и Буль, и бутылка перед телевизором, и главное – никаких звонков, никаких переговоров, никаких вообще контактов, хотя бы на эти два дня.

Но после новогодья все вроде начало налаживаться. Появился подобранный все тем же сочувственным Пехой помощник, образование университетское, сам весь прикинутый, и знающий, и деловой, и такой свой в доску, что за десять занятий с Юркиным полностью вошел в курс дела. Именовался помощник Славиком. Рекламу и объявления о занятиях Славик взял на себя, а к февралю первая группа была полностью укомплектована.

Первый же месячный курс прошел, к счастью или несчастью для Юркина, просто на ура. Именно деловые навыки общения оказались желанным дефицитом. А накинулись на него и молодые продвинутые ребята, и биржевые акулы с тугим кошельком, и даже вездесущая пресса. К лету разработки Юркина стали достоянием гласности. А достоянием самого Юркина стали две совместительские зарплаты в размере трех тысяч, странным образом обострившиеся отношения с Володей и Славиком и какая-то тягостная неопределенность с издательством. Несколько раз Володя при нем заводил с недовольной Ниной разговор о том, что Юркин не справляется с ведением нужной документации, многого не успевает и вообще не выглядит идеальной фигурой для руководителя курса, в отличие от делового и исполнительного Славика.