Изменить размер шрифта - +
Мария Леонтьевна Торопкина — вот как ее звали. Возраст — 48 лет, не замужем, штампа в паспорте нет, о детях тоже ничего не сказано, а может, просто отсутствуют соот­ветствующие отметки в паспорте. Ничего себе «девуш­ка», кинувшаяся во все тяжкие на старости лет! А с дру­гой стороны, за что ее судить? Свободная женщина. Если и осуждать, то разве что за наркотики. И опять- таки лишь в том случае, если их принесла сюда она. Ну а кто ж еще? С наркоманами же работает.

А «свободная женщина» Мария Леонтьевна Тороп­кина между тем с помощью судмедэксперта постепен­но приходила в себя — что-то несвязно уже бормотала, отталкивала его руку с нашатырем, пыталась повер­нуться, чтобы удобнее устроиться в кресле и продол­жить счастливый, или какой он у нее там, сон. Но ме­дик не отступал. И наконец ей пришлось открыть глаза и медленно сообразить, где она, что с ней и, главное, откуда здесь столько постороннего народа. Потом она увидела спящего Масленникова, осознала собственный внешний вид и попросила дать ей возможность одеться.

—  Помочь не надо? — без всякого юмора, даже не­много участливо, спросил грубиян медик.

— Я скажу, когда надо... Дайте мне, пожалуйста... — Она назвала какое-то лекарство, и эксперт полез в свой чемоданчик, шелестя там и звякая чем-то.

Он достал ампулу и взял со стола новенький шприц.

—  Разрешите, я сама, — не очень четко произнесла женщина.

—   Не надо, у вас еще не все в порядке с руками. Я сделаю лучше. — И он стал заполнять шприц лекар­ством из ампулы. — А ему что надо? — Он показал на Масленникова.

—   Можете то же самое. <style name="BodytextCalibri">Я смотрю, он сам уже вко­лол себе. Это снотворное, не страшно. Проснется через два-три часа, у него всегда... в последнее время...

—   Мы можем задать вам несколько неотложных вопросов? — влез наконец Поремский, которому как- то надоело уже слушать совершенно пустую и неспеш­ную, с его точки зрения, болтовню этих двух маститых медиков.

—  У вас тут что, нет других, более важных дел?! — ни с того ни с сего рявкнул вдруг судмедэксперт. — Видите, человек только в себя приходит! Занимайтесь вашим обыском, черт возьми!

—   А что, Федор Евгеньевич, — спросил Владимир у Седова почти елейным тоном, — у вас тут всегда су­дебные медики руководят оперативно-следственными бригадами? Или в виде исключения?

—  Нет, — пряча улыбку, ответил майор, — только в исключительных случаях. Или когда им абсолютно нечего делать.

—   Нормальное явление, — кивнул Владимир, — тогда попросите сюда понятых. Действительно, доктор, вероятно, прав, мы слишком долго лицезрели доволь­но отталкивающую картину и слегка расслабились.

—  Это кто уже успел расслабиться? — спросил, бод­ро входя в квартиру, Виктор Петрович Гоголев. — Ты, что ль, Владимир? И с чего это? А мне доложили, что все прошло удачно.

—  Лучше не бывает, ни шума, ни стрельбы, ни крови.

Гоголев подошел к дивану, посмотрел на лежаще­го, потом взял со стола один пузырек, другой, почитал, что на них написано, повертел в руках и спросил:

—  Он?

—  Он самый, — кивнул Седов. — Как говорится, не очень транспортабелен. Вот ожидаем, когда его сооб­щница придет в себя и подскажет разумный выход.

Судмедэксперт гневно сверкнул глазами, но промол­чал. А Гоголев поманил Седова пальцем и, когда тот подошел, что-то сказал ему на ухо. Седов отстранился, взглянув на генерала с удивлением. Но тот решительно кивнул, и Федор сказал:

—  Хорошо, сделаем, товарищ генерал.

Быстрый переход