—  Ну и что теперь будем делать, Петр Кузьмич? — спросил Г оголев у медика.

—   Сейчас я провожу ее в ванную, где она оденется, приведет себя в порядок, и можете работать. А он, — эксперт ткнул пальцем в Масленникова, — окончатель­но созреет, по нашему общему с ней мнению, для серь­езного допроса не раньше завтрашнего утра. Вот и ис­ходите из этого. Нет, конечно, можно ему вколоть ло­шадиную дозу, применить другие сильнодействующие способы, но будет ли смысл? Не знаю, вам решать, Вик­тор Петрович.

Петр Кузьмич как-то почти по-приятельски, слов­но демонстрируя свое превосходство перед остальны­ми, включая нахального московского следователя Вла­димира Поремского, взял генерала под руку и отвел подальше, к окну. И там что-то начал ему говорить, а Гоголев, склонив голову чуть в сторону, внимательно его слушал, не перебивая. Ишь ты!

—  Хорошо, я буду иметь в виду. А вас, Петр Кузь­мич, попрошу заняться им вплотную. Он мне очень ну­жен, и, чем скорее, тем лучше. Федор всем необходи­мым вас обеспечит, я уже дал такую команду. Так что действуйте. — И пожал ему руку.

Медик помог женщине выбраться из кресла, попут­но поднимая с пола именно ее белье и все остальное, увел ее в ванную, где и оставил. А затем занялся уже Масленниковым, которого затем вынесли на носилках из квартиры двое оперативников и увезли по адресу, указанному Виктором Петровичем. Но явно не в Крес­ты и не в другой следственный изолятор. Гоголев ре­шил свести до минимума круг лиц, с которыми мог бы общаться пришедший в себя Вампир.

Между тем обыск, произведенный в квартире, дал совершенно неожиданную находку. Ну там деньги, ог­нестрельное оружие, аккуратно упакованная связка штык-ножей, которыми пользуются в десантных войс­ках, — это все было предсказуемо. Хотя холодное ору­жие косвенно подтверждало непосредственное участие Масленникова в московских убийствах. Но это еще до­казывать. А вот небольшой, аккуратный чемоданчик с набором париков удивил всех. Причем самое любопыт­ное заключалось в том, что каждый парик — от почти мелкого, седоватого ежика до нестриженой прически месячной давности, были в пакетах под номерами. То есть носитель мог менять свои «прически», исходя из сроков отрастания обычных волос. Хитро задумано. Значит, вполне возможно, что он, как говорится, не вчера стал лысым, то есть брился наголо, а уже давно. И что, никто этого не знал? Нет же нигде, кроме той единственной, из Германии, фотографии, где Максим Масленников представал, что называется, в натураль­ном своем виде.

Что-то беспокоило Поремского, пока он рассмат­ривал парики. Практически все были уже ношены, на это, по словам эксперта-криминалиста, обследовавше­го находку, указывали следы клея, которым парики крепились на голове. Какой такой клей? Эксперт и не удивился:

—  Да его во всех театрах применяют.

Вот оно! Театр.

Владимир вышел на лестничную площадку и набрал по телефону номер Дарьи.

— У вас все живы? — был ее первый тревожный воп­рос.

—   Полный порядок. Никто из арестованных тоже не пострадал. Слушай, они тут были под таким кайфом, что ничего так и не поняли.

—  Они? А кто еще?

—  Баба одна, пожилая. Некто Торопкина. А ты что, знаешь ее?

—  Знаю, — помолчав, сухо ответила Дарья.

—  Расскажешь?

Она снова помолчала и ответила:

—  Не знаю. Не хотелось бы.

—  Ладно, это все потом. Ты вот что скажи: Ленка, о которой ты говорила, она у вас, в театре, чем занима­ется?

—   В гримерном цехе. Парики шьет. А что?

—  Ничего. Так, говоришь, Максим ее тоже хорошо знал?

— Я тебе такого никогда не могла говорить.