«Посмотри на небо. Да что там, в этом небе? Чего на него смотреть? Ну синее. Ну спасибо, что оттуда сверху не сыплется ничего, что несет смерть. Что смотреть на эту кучу воздуха? Накладывается пустота одна на другую, притворяется синим, а на самом деле – пустота и есть, а за ним – ну тоже ничего за ним, темнота, ледяной холод…»

Соскользнул взгляд с никчемного неба, но тут Колька увидел то, от чего глаза полезли на лоб, сердце ушло в пятки, потом подпрыгнуло веселым мячиком под самое горло. Ужасная, нечеловеческая радость залила его, несчастного, опустошенного.

«Да нет, нет… показалось. Нет, не показалось!».

– Мама, посмотри. Вон там, в окне!

– Я не вижу, в глазах темно, – отозвалась Антонина Михайловна, комкая платок, – что там?

– Папа в окне.

Она немедленно прозрела, вскочила со скамейки, сделала стойку:

– Где, где?!

Но в окне, где только что Колька видел отца, не было никого. Пустое оно было, как это глупое небо.

– Должно быть, показалось, – сказал он, и с болью увидел, как погасло лицо мамы, потухли загоревшиеся было глаза.

Впрочем, Антонина Михайловна уже взяла себя в руки, заправила под платок волосы, все еще густые, пусть и с сильной сединой, распрямила худенькие плечи:

– Я глупая. Ничего страшного не произошло, ну потеря речи, ну амнезия, что амнезия?

– Конечно же, ничего, – с готовностью подхватил сын.

О том, каково это: внезапно забыть названия всех предметов, простые слова – «небо», «жена», «сын», «окно», совершенно не помнить, кто ты и откуда, – он, конечно, понятия не имел, равно как и о вынужденной немоте. Но тому был счастлив, что мама хотя бы не плачет.

Пока ехали на электричке обратно, Колька всю голову сломал: «Руку даю на отсечение, это был батя. Не мог я ошибиться! Но если так, то что за фокусы – “тяжелое состояние”, “амнезия”, как же он в таком состоянии стоит, ходит, смотрит прямо на нас – то есть и ходить может, и смотреть, и прекрасно помнит, кто мы. Кто-то кого-то водит за нос?»

Он посмотрел на маму. Она сидела совершенно спокойная, смотря сквозь окно… ну да, снова в небо. Поймав его взгляд, чуть заметно улыбнулась – и тотчас стало куда проще. И Колька уже с совершенно иным настроением принялся рассматривать и небо, и облачка, и бесконечные провода, то сходящиеся, то расходящиеся.

Глава 8

Сержант Остапчук, вернувшийся на боевой пост в понедельник, первым делом всем напомнил о своих пророчествах.

– Говорил я, товарищи, с этой дорогой хлебнем. Что курами и кошками не ограничится. Говорил?

– Говорил, – утешил Акимов.

– А вот еще, помяните мое слово, небось пьяный был за рулем, потому сразу не увидел человека – сбил и смылся. Хорошо еще, Кольку не задел. Не задел ведь?

– Не задел.

Сергей малость подустал, если не сказать измотался. Пока Остапчук там с сальцем да с тещенькой прохлаждался, ему одному пришлось носиться по гаражам. По счастью, как раз в это время решился вопрос о выделении мотоцикла – правда, как подчеркнул Сорокин, это строго на время выполнения оперативного задания.

Ну пусть хоть так. Акимов сначала был рад до небес, но вскоре выяснилось, что от подобного транспорта он отвык, растерял все навыки, в особенности передвижения по городам. К тому же общение с автомобилистами – это отдельное, весьма суровое испытание, а ведь еще их найти надо.