– Заметьте, не мужа, не свата, не брата. Я к вам не на чай пришел, а выяснить факт, имеющий значение для следствия.
– Какого следствия?
– А вот это, товарищ, не ваше дело. Где у вас журналы по посещаемости? Если вам трудно, могу поискать сам.
– Нет уж! – оскорбленный паренек вернулся за свой бруствер, чем-то пошуршал, дунул, хлопнул. – Какая дата вас интересует?
– Интересует шестнадцатое число, пятница, вечер, – терпеливо повторил Акимов. – Интересует, присутствовала ли на занятиях студентка Тихонова Мария Антоновна.
– Да! – тотчас ответил паренек.
– Вы что, на память можете сказать? – невинно восхитился Акимов. – Вы ведь даже в реестры свои не глянули.
– А мне и не надо, я так помню.
– Давайте все-таки посмотрим вместе.
– Это внутренние документы!
– Слушайте, что за цирк у вас тут? Я задаю вопросы, вы мне сцены закатываете, точно супруга. Вы соображаете, что если я официальные запросы делать буду, то только хуже будет?
– Кому?
– Прежде всего самой Марии Антоновне. Вы же ее выгораживаете?
Снова это странное дарование выпрыгнуло из-за своего книжного бруствера, точно черт из табакерки, глянуло безумными глазами и уже хотело нагрубить – это ясно читалось по его лицу. Однако тут в кабинет зашел какой-то представительный товарищ, в возрасте, приземистый мужчина с острым и премудрым взглядом, в золотых очках.
– Петр Ильич, позвольте процитировать Зощенко: что за шум, а драки нет?
Нервный Петр Ильич немедленно понизил громкость и утихомирил гонор, покорно отозвался:
– Тут гражданин из органов интересуется посещаемостью, а я вот…
– Интересуется? – Товарищ глянул поверх очков сперва на акимовские брюки, потом на него самого. – Вы кем будете, прошу прощения?
Акимов назвался, предъявил удостоверение.
– Профессор Ратцинг, – представился гражданин. – Итак?
Сергей снова, уже чуть улыбаясь, изложил дело. Петр Ильич то надувался, то сдувался, то и дело открывал рот, но в присутствии профессора громыхать явно опасался.
– Мария Антоновна, – повторил преподаватель. – Петр Ильич, подайте журнал ее группы. Хотя я вам и без них скажу – не было Тихоновой.
– Борис Моисеевич… – начал было Петр Ильич, весь красный, но снова стих.
«Беда с этой творческой интеллигенцией. Относительно простой вещи правды сказать не могут, а берутся реальность отражать», – подумал Акимов и спросил еще раз:
– Так была Тихонова Мария на занятиях шестнадцатого числа, в пятницу?
– Нет, не была, – сказал профессор.
– Была! – выпалил Петр Ильич. – Я сам видел!
– Исключительно в своих мечтах, – спокойно уточнил Ратцинг, бесцеремонно зашел за книжную баррикаду, вышел с журналом:
– Так и есть, подрисовали и тут. Петр Ильич, я на вас докладную подам.
– Делайте, что хотите! – загрохотал Петр, глупый Ильич, и выскочил в коридор.
– Да ну его, не обращайте внимания, товарищ лейтенант. И на эту филькину грамоту плюньте. Не было ее в пятницу, я вам точно говорю, поскольку как раз я вел в это время у них семинар по теории стихосложения.
– Чего же тогда Петр Ильич врет почем зря?
– Ну… Вы эту даму видели? – осторожно спросил профессор.
– Приходилось. Потому и спрашиваю.
– Вот вас не впечатляет, мне такие тоже не по душе, а есть экзальтированные натуры, наподобие нашего Петра Ильича, которые за воплями и истериками видят тонкую, мятущуюся поэтичность. |