Снова сверкнула молния, над головой грянул гром. Подавляя желание ринуться обратно к опоре, скатиться вниз и бежать без оглядки, Колька рявкнул:

— Хватайся, дурак, пропадешь!

Марков повернулся, и они оказались теперь лицом к лицу. Выражение на его тощей физиономии было такое, как раньше у Наташки, когда ее будили за чем-нибудь хорошим — угостить мороженым или отправиться в парк. Улыбаясь, он, несмотря на грохот, отчетливо сказал:

— Уходи. Я сам.

Снизу набирал скорость состав с каким-то ломом, конструкции моста заплясали, как чокнутые, и Колька машинально ухватился за них. Марков тоже взялся обеими руками, но для другого — подтянувшись, как на турнике, он перевалился через балку и полетел вниз.

То ли молния треснула, то ли в голове взорвалось, но Колька, ничего не соображая, рванул прочь с моста…

Глава 3

Народ, который толпился внизу, первым делом оттащил Кольку подальше от опоры, а потом уже его поприветствовали от души, разнообразно. Кто-то обматерил, кто-то сгоряча надрал уши, иные, напротив, ощупывали его и спрашивали, цел ли.

В последнем имелись серьезные сомнения. Сгоряча Колька спрыгнул на гравий и пробежался по нему, но когда запал схлынул, его так пробило, что он, заорав, свалился сначала на бок, потом, когда к горлу подступило и начало рвать, перекатился на живот.

В перерывах между приступами тошноты Колька слышал, как кто-то начальственно гудит:

— Прекращаем балаган! Не толпиться! — и прочее.

Народ, наконец, расступился, образовав круг, и тут же дождь прекратился, тучи унеслись, и улыбнулось солнце. Как будто и не было ничего.

А Марков умчался куда-то на одном из этих вечно пробегающих и как будто не останавливающихся поездов, его и след простыл.

Колька поднял голову — здрасьте-пожалуйста, а вот еще головная боль. Перед ним стоял тот самый Яковлев, муровский лейтенант, который как-то заграбастал Пельменя с Анчуткой. Мозгов у него хватило ровно на то, чтобы обвинить мужиков в посягательстве на несуществующую честь известной гулены.

Тотчас возникла мысль о том, что и на этот раз добром дело не кончится. Лейтенант Яковлев, то ли не узнав его, то ли сделав вид, что не узнал, заговорил быстро, отрывисто:

— Фамилия, имя? Что произошло? Что делал на мосту? Отвечай толком.

Колька и попытался, но, поскольку зуб на зуб не попадал, получалось невнятно:

— Пожарский Николай. Пы-пытался догнать… того… с сумкой.

Тут откуда ни возьмись появился и Акимов, скинул плащ, собираясь набросить Кольке на плечи, и тут кто-то сказал:

— Серега, на вот, — и вместо плаща на плечах у парня оказался тулуп, грязный, едко пахнущий потом и креозотом. Зато стало тепло, и зубы перестали плясать, отбивая дробь. — Сам цел? Что с ногой? — вполголоса спросил Палыч.

Колька попытался объяснить, а бравый Яковлев не дал, продолжая выстреливать «очередями»:

— Кого догнать? Кто это был? Зачем полез на кран? — По всему было видно, что ответов он не ждет, и так ему все понятно, он лишь для порядка сотрясает воздух.

Колька Палычу все-таки ответил:

— Ц-цел, а вот нога того… да.

Акимов осмотрел и охнул:

— Ты что ж, босым гонял?! Граждане, вызывайте «Скорую»!

— Лейтенант, давай без самоуправства, — начал было Яковлев, но Акимов, молча козырнув в знак согласия, делал то, что считал нужным, то есть принялся поднимать Кольку.

Один железнодорожник остановил его:

— Давайте вместе, а то сейчас еще нахватает, — и позвал еще знакомых.