И он
успокоился...
Из коллегии иностранных дел явился затерханный ярыга:
- Верховные министры просят пас до Митавы. И сказано, что ехать им
"для некоторых дел", а каких дел - к сему не приложено изъяснения. А число
лиц в пасе велят указать тако: "и прочие".
- Выдать! - не моргнул Остерман, и коллежский выкатился...
Запела в клетке ученая птица. Барон ездил по комнатам. Узлы
завязывались и развязывались. "Конъюнктуры!" Тикали часы; успеет ли
Левенвольде послать гонца? Захлопали двери, птица смолкла.
- Правитель дел Верховного тайного совета имеют честь с бумагами
явиться, - доложил барону его секретарь Розенберг.
- Что ж, пусть войдет...
Степанов вошел и увидел: вот она, смерть-то, какова бывает. Весьма
неприглядна! Голова у Остермана - назад, торчал из-под косынок кадык,
обмело губы, лицо желтое, ужасное...
- Весьма сочувствую горю вашему, - тихо повел Степанов, - яко
воспитателю государя покойного. Но дела Совета безотлагательны, и велено
мне от министров довесть их до вас...
- Что еще? - заклокотало в горле Остермана.
- Депутаты везут государыне новой на Митаву конституционные пункты,
сиречь - кондиции знатные об ограничении воли монаршей!
Под душными одеялами сжался Остерман, похолодев.
- Читай же внятно, - сказал, едва ворочая языком. Степанов на пальцы
плюнул, раскрыл бумаги кондиций. Читал:
"...в супружество мне во всю мою жизнь не вступать и наследника не
определять... Верховный тайный совет в восьми персонах всегда содержать...
Ни с кем войны не всчинять - миру не заключать... Новыми податьми народа
не отягщать... В знатные чины выше полковничьего ранга не жаловать...
Живота, имения и чести без суда не отымать... Вотчины и деревни никому не
жаловать...
- ..а буде чего, - закончил Степанов, - по сему обещанию не исполню и
не додержу, то лишена буду короны российской!" Прошу подписать, барон,
кондиции сии...
Вице-канцлер задвигался. Выпростал правую руку, и рука (боевая,
письменная) протянулась к Степанову, тряская. До самого локтя она была
замотана. Лишь синели ногти мертвецки.
- Да, - громко заплакал Остерман, - когда-то у меня была рука... Но
теперь она отнялась.
Слезы затопили лицо вице-канцлера. Больше он ничего не подписывал. И
в Совете не был ни разу. По Москве ползли слухи, что Остерман умирает (от
горя - по смерти царя).
- Подохнет, так похороним, - говорили люди московские.
***
Дорога от Москвы до Митавы! Тайный гонец Левенвольде хорошо ее знает.
Каркают черные вороны с берез. В наезженный санями тракт тупо колотят
подковы: туп-туп.., туп-туп! Торчат из-за пояса гонца кривые рукояти
пистолей. А в них - пули, крупные, как бобы. Вот ,уже завиднелись вдали
крыши Черкизова...
Неужели опоздал? Нет, успел вовремя: последним ,проскочил через улицу
деревни. Более никто Москвы не ypfKft-нул. Из розвальней вдруг горохом
посыпались солдаты, у Черкизова рогаток наставили, багинеты к ружьям
примкнули...
- Чтобы мыши не прошмыгнуть! - велел Гриша Палибин.
Первопрестольная замкнулась в кольце застав. А вокруг Москвы -
метельные посвисты, сияние лунное, там лежат губернии разные, встают
города над обрывами речек, притихли деревеньки под снегом.
И никто еще не ведал, что стряслось во дворце Лефортовском. И там, в
провинциях, еще поминали в ектениях императора Петра Второго с
государыней-невестушкой - Екатериной Долгорукой.
Москва же варилась сама в себе. |