|
Какой человек был, просто душа-человек. Вот этого говорить не следовало. Начавшая успокаиваться графиня разрыдалась пуще прежнего. Губернатор часто заморгал, вынул преогромный платок, по-отечески вытер Зинаиде Дмитриевне лицо, после чего, расчувствовавшись, шумно в него высморкался. Евгений Максимилианович взирал на славянскую несдержанность чувств с некоторой растерянностью. - Что же это, Влади... Владимир Андре...евич. - Графиня припала к выпяченной корсетом груди князя. - Ведь он меня только на шесть лет старше... У-у-у, - вырвалось у нее не аристократическое, а вполне простонародное, бабье завывание, и Долгорукой совсем скис. - Голубчик, - гнусавым от переживаний голосом указал он Фандорину поверх русого затылка Зинаиды Дмитриевны. - Вы того... Вы поезжайте. Я побуду тут. Езжайте себе с Фролом, езжайте. Карета пусть после за мной вернется. А вы поговорите там с Евгением Осиповичем. Сами решайте. Видите, какие дела-то... Всю обратную дорогу Фрол Григорьевич жаловался на интриганов (которых называл "антрегантами") и казнокрадов. - Ведь что делают, ироды! Кажная тля норовит свой кусок урвать! Хочет торговый человек лавку открыть - к примеру, портками плисовыми торговать. Вроде бы чего проще? Плати городскую подать пятнадцать целковых, да торгуй. Ан нет! Околоточному дай, акцизному дай, врачу санитарному дай! И все мимо казны! А портки - им красная цена рупь с полтиной - уж по трешнице идут. Не Москва, а чистые жунгли. - Что? - не понял Фандорин. - Жунгли. Зверь на звере! Или хоть водку взять. Э-э, сударь, с водкой цельная трагедия. Вот я вам расскажу... И последовала драматическая история о том, как торговцы в нарушение всех божеских и человеческих законов покупают у акцизных чиновников гербовые марки по копейке за штуку и лепят их на бутылки с самогонкой, выдавая ее за казенный продукт. Эраст Петрович не знал, что на это сказать, но, к счастью, его участия в разговоре, кажется, и не требовалось. Когда карета, грохоча по брусчатке, подъехала к парадному входу в губернаторскую резиденцию, Ведищев оборвал свою филиппику на полуслове: - Вы ступайте себе прямо в кабинет. Полицмейстер уж, поди, заждался. А я по делам. - И с неожиданной для его лет и важных бакенбард резвостью юркнул куда-то и боковой коридорчик. Разговор с глазу на глаз получился удачный, профессиональный. Фандорин и Караченцев понимали друг друга с полуслова, и это грело душу обоим. Генерал расположился в кресле у окна, Эраст Петрович сел напротив на бархатный стул. - Давайте я вам сначала про герра Кнабе, - начал Евгений Осипович, держа наготове папку, однако до поры до времени в нее не заглядывая. - Личность мне хорошо известная. Просто не желал при таком скоплении. - Он выразительно покривил губы, и Фандорин понял, что это намек на Хуртинского. Генерал похлопал по своей папке. - У меня тут секретный циркуляр еще от прошлого года. Из Департамента, из Третьего делопроизводства, которое, как вам известно, ведает всеми политическими делами, предписывают приглядывать за Гансом-Георгом Кнабе, Чтобы не зарывался. Эраст Петрович вопросительно склонил голову набок. - Шпион, - пояснил обер-полицеймейстер. - По нашим сведениям, капитан германского генштаба. Резидент кайзерской разведки в Москве. Зная это, я поверил вашему рассказу сразу и безоговорочно. - Не берете, п-потому что лучше известный резидент, чем неизвестный? - не столько спросил, сколько уточнил коллежский асессор. - Именно. Да и есть свои правила дипломатического приличия. Ну, арестую я его, вышлю. И что? Немцы тут же какого-нибудь нашего вышлют. Кому это нужно? Трогать резидентов без особого на то распоряжения не положено. Однако данный случай переходит все границы джентльменства. Эраст Петрович от такого understatement <Недостаточно сильное высказывание (англ.)> поневоле улыбнулся: - Мягко говоря, да. Улыбнулся и генерал. - Так что герра Кнабе будем брать. |
