|
- "Всего", - вздохнул князь. - С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? - И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил. - Я с Петром Парменовичем по-свойски, по-родственному. Он ведь у меня в доме вырос. Моего покойного повара сынок. Вот бы Пармен, царствие ему небесное, послушал, как ты, Петруша, миллионами-то швыряешься. Хуртинский зло покосился на Эраста Петровича, видно, недовольный напоминанием о своем плебейском происхождении. - И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с. - Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. - Долгорукой встал. - Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем. В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился: - А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев. Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес: - Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему - не нашего ума дело. Фандорин только молча поклонился. "Потолковать" дорогой не довелось. Когда уже сели в карету - губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру: - Трогай, Мишка, трогай! Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому. - Владимир Андреич, я с вами, - объявил он тоном, не допускавшим возражений. - Фролушка, - кротко молвил князь. - Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным. - Ничего, подождет разговор ваш, - сердито махнул деспот. - Что вам за бумажки Петька подсунул? - Да вот, Фрол. - Владимир Андреевич раскрыл папку. - Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это - подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще - о снижении цен на газ. Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил: - Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается. - Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? - задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз. - Нечего и думать, - отрезал Фрол. - Да и метрополитен этот - дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали! - Ну, тут ты не прав, - возразил князь. - Метро - дело хорошее. Вон у нас движение какое - еле ползем. И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев. Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится. - Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич. Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу. - Ас газом что же? Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами. - Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение. - Вот и я так думаю, - просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись. |
