|
Но завтра вы мне все расскажете. Это понадобится мне для отчета. Звук продолжительного поцелуя. Эраст Петрович поморщился, вспомнив отвращение на лице Ванды. Дверь хлопнула. Герр Кнабе, насвистывая, пересек двор и исчез. Фандорин бесшумно спрыгнул вниз, с облегчением потянулся, расправляя затекшие члены, и двинулся следом за вандиным знакомцем. Дело приобретало совсем иную окраску. Глава пятая, в которой Москва предстает в виде джунглей - ...А п-предложения мои сводятся к следующему, подытожил Фандорин свой рапорт. - Немедленно установить негласное наблюдение за германским подданным Гансом-Георгом Кнабе и выяснить, с кем он связан. - Евгений Осипович, не лучше ли будет арестовать мерзавца? - насупил крашеные брови генерал-губернатор. - Арестовать его без улик никак невозможно, - ответил обер-полицеймейстер. - Да и бессмысленно, калач-то тертый. Я бы, ваше сиятельство, лучше взял эту Ванду и как следует тряхнул. Глядишь, и улики бы нашлись. Четвертый участник секретного совещания, Петр Парменович Хуртинский, промолчал. Заседали уже давно, с самого утра. Эраст Петрович доложил о событиях вчерашнего вечера и о том, как проследил за таинственным посетителем, который оказался немецким коммерсантом Гансом-Георгом Кнабе, проживающим в Каретном и представляющим в Москве берлинскую банковскую контору "Кербель унд Шмидт". Когда коллежский асессор пересказал зловещий разговор между Кнабе и Вандой, рапорт пришлось временно прервать, потому что князь Долгорукой пришел в сильнейшее волнение и, потрясая кулаками, закричал: - Ах негодяи, ах мерзавцы! Неужто погубили витязя земли русской? Неслыханное злодеяние! Мировой скандал! Ну, германцы за это заплатят! - Полноте, ваше сиятельство, - успокаивающе прошелестел начальник секретного отделения. - Слишком сомнительная гипотеза. Отравить Белого Генерала? Бред! Не верю, что немцы могли пойти на такой риск. Это же цивилизованная нация, а не какая-нибудь Персия! - Цивилизованная? - недобро оскалился генерал Караченцев. - Мне вот тут Российское телеграфное агентство прислало статейки из сегодняшних газет, британской и немецкой. Как известно, Михаил Дмитриевич обе эти страны не жаловал, и секрета из своих воззрений не делал. Однако сравните тон. Вы позволите, ваше высокопревосходительство? - Обер-полицеймейстер нацепил пенсне и достал из папки листок. - Английская "Стандарт" пишет: "Соотечественникам Соболева трудно будет его заменить. Одного его появления на белом коне впереди боевой линии бывало достаточно, чтобы возбудить в солдатах энтузиазм, которого едва достигали ветераны Наполеона I. Кончина такого человека в настоящем критическом периоде есть невознаградимая потеря для России. Он был врагом Англии, но в этой стране следили за его подвигами едва ли с меньшим интересом, чем в его отечестве". - Что ж, откровенно и благородно, - одобрил князь. - Именно. А теперь зачту из субботней "Бёрзен курьер". - Караченцев взял другой листок. - M-м... Ну вот хоть бы отсюда: "Русский медведь более не опасен. Пусть панслависты плачут у гроба Соболева. Что касается нас, немцев, то мы честно в том сознаемся, что довольны смертью рьяного врага. Никакого чувства сожаления мы не испытываем. Умер единственный в России человек, который, действительно, был способен применить слово к делу..." И далее в том же духе. Какова цивилизованность, а? Губернатор возмутился: - Бесстыдство! Конечно, антигерманские настроения покойного известны. Все мы помним, что его парижская речь по славянскому вопросу произвела настоящий фурор и чуть не рассорила государя с кайзером. "Путь на Константинополь лежит через Берлин и Вену!" Сказано сильно, без дипломатий. Однако пойти на убийство! Неслыханно! Я немедленно сообщу его величеству! Мы колбасникам и без Соболева такую микстуру пропишем, что... - Ваше сиятельство, - мягко остановил раскипятившегося губернатора Евгений Осипович. |
