- Знала ли ты, что еще один ученик следующим летом попадет в аварию на мотоцикле и погибнет? А другой окажется на волосок от смерти из-за обезвоживания, потому что поедет с другом в Юту лазать по горам и заблудится в пустыне? Знаешь, как это, когда отказывают почки, а язык разбухает в три раза, и ты не можешь ни говорить, ни глотать?

Бруклин коснулась моей руки:

- Прости, Лор.

- Ты не понимаешь. Я не просто вижу, что с ними происходит. Я это чувствую. Каждый нюанс страха и ужаса. Каждую волну тошноты. Каждый укол боли в сердце. Все это я переживаю вместе с ними – все их эмоции, все болезненные ощущения. Это приходит ко мне ослепительными вспышками, которые повергают в ступор. И это не проходит сразу. Я днями не могу потом ни есть, ни на чем-то сосредоточиться.

Брук прижала ладонь ко рту, и по ее щекам потекли слезы. А я смотрела в ее огромные карие глаза и надеялась (нет – молилась!), что она наконец все поймет. Я не хотела ее обидеть. И не пыталась специально подглядеть, когда увидела, что с ней произошло. Я бы никогда так с ней не поступила. Видение само пришло ко мне, когда я его совсем не ждала. Когда мы сидели в лаборатории и корпели над научным проектом.

- Может быть, ты знала о том, что одну из учениц нашей школы чуть не похитили, когда ей было семь лет? Мужчина свесился из окна машины и схватил девочку, когда она шла домой из магазина. Ей было так страшно, что она обмочилась.

На мгновение Брук застыла, а потом упала в воспоминания, как падает с самолета парашютист до того, как откроется парашют. На ее лице не осталось ни единой эмоции – она целиком погрузилась в тот момент своей жизни.

- Ей удалось вырваться, но она порвала футболку и измазалась в апельсиновом мороженом, когда выронила его из рук. Всю дорогу до дома она мчалась со всех ног, боясь кричать и плакать. И она ничего не рассказала маме, потому что ей строжайше запрещали ходить в магазин одной. Того, что ее накажут, она боялась больше, чем сдать похитителя. Никто ничего так и не узнал.

Заново пережив уже знакомый ужас, Брук поднялась и отошла к стене, пытаясь переварить тот факт, что мне все известно.

- Как, по-твоему, я должна была сказать о таком этой девочке? – тихим, сочувствующим тоном спросила я. – Девочке, которая обмочилась от страха, а маме сказала, что упала в лужу? Как я должна была подойти к ней и сообщить, что знаю самую сокровенную ее тайну? Думаешь, она бы мне поверила?

Естественно, я заметила, как сжались кулаки Кэмерона и заострились скулы. Он переживал за Бруклин, и это было более чем очевидно. А я была этому рада. Хорошо, когда на твоей стороне настоящий нефилим. Суперсильный и супербыстрый, он мог бы защитить Бруклин от многих бед. Включая педофилов.

- Ничего этого я больше не хочу, Брук. Ни-че-го.

Она моргнула, но ответить не успела – в окне появился Глюк.

- Что я пропустил? – спросил он, глядя по очереди на нас обеих.

Как только его взгляд остановился на Брук, на лице друга отразилась тревога. А потом еще раз, когда он посмотрел на меня. И до меня дошло, что я плачу.

Гневно вытерев мокрые щеки, я направилась в ванную. Видимо, Кэмерон созвал всю банду.

- Что тут произошло? – спросил Глюк у Бруклин буквально перед тем, как я закрыла за собой дверь и стала заново вытирать текущие слезы.

Я злилась на видение. На то, что шокировала Бруклин и причинила ей боль, узнав о тайне, которую она давно спрятала в самых дальних уголках сознания в попытках все забыть.

О да. Видения – это офигеть как круто.

Плавали – знаем

Раз уж я была честна с Брук, правду о видениях пришлось сказать и Глюку. Он удивился. Слегка обиделся. Потом чуточку рассердился и проявил участие. А когда секунд через двадцать под смуглой и спокойной поверхностью эмоции совсем разбурлились, решил остановиться на понимании и поддержке.