– Прямо сейчас?

– Именно, Гарольд.

– Боюсь, об этом не может быть и речи. Сегодня я должен распределить роли в новом спектакле.

Барнаби заметил, как Трой пошевелился, и дал ему знак стоять на месте. Старший инспектор понимал, что ему будет очень трудно выводить из театра и сажать в машину умалишенного, который, вероятно, начнет буйствовать. К тому же будет крайне неприятно делать все это в присутствии собственной жены и дочери. Не говоря уже о Дирдре, которая вдоволь насмотрелась подобных сцен. Гарольд вышел на середину сцены и принялся размахивать руками. Никто не засмеялся. Барнаби взмолился, и на него снизошло озарение.

– Гарольд, – повторил он, подойдя к режиссеру и коснувшись его руки. – Пресса ожидает.

– Пресса… – режиссер повторил это сладкое слово, потом насупился. – Этот пузатый идиот из «Эха»?

– Нет, нет. Настоящая пресса. «Таймс», «Индепендент», «Гардиан». Майкл Биллингтон .

– Майкл Биллингтон.  – Глаза Гарольда заблестели от удовольствия. – О Том… – Он положил руку на плечо старшему инспектору, и Барнаби почувствовал всю силу его ликования. – Это правда?

– Да, – отрывисто ответил старший инспектор.

– Наконец то! Я знал, что это когда нибудь произойдет… я знал, что они меня вспомнят… – Гарольд дико огляделся по сторонам. Его лицо побледнело от волнения, с нижней губы свисала слюна.

Он позволил Барнаби взять его под руку и вместе с ним спустился со сцены. На середине прохода он остановился.

– А фотографировать будут, Том?

– Полагаю, будут.

– Я хорошо выгляжу?

Барнаби отвел взгляд от сияющего лица, искаженного безумием.

– Великолепно.

– Мне нужно надеть шапку.

Эйвери поднялся, взял «Гарольдова суккуба» и молча протянул ему. Гарольд криво нахлобучил шапку, так что хвост свесился ему на ухо, и довольный направился к выходу.

Трой, шедший немного впереди, открыл одну створку двери и придержал тяжелую темно красную занавеску. Гарольд остановился на пороге, обернулся и на мгновение замер, чтобы в последний раз окинуть взором свое королевство. Он наклонил голову немного набок, как будто сосредоточенно прислушиваясь. На его лице теснились воспоминания, а в безумном взгляде сквозила глубокая тоска. Он словно бы слышал откуда то издалека трубный глас. Потом, все еще взволнованный гибельными и чудесными видениями, вышел из зала. Тяжелая темно красная занавеска опустилась, а дальше была тишина .

Новый сезон, новая премьера

Миновало Рождество, и погода стояла отнюдь не теплая. Из блестящего синего «остина» вылезла женщина, одетая в длинную цигейковую шубу с меховым капюшоном на шелковой подкладке. По мокрому тротуару она дошла до туристического агентства «Новые горизонты» и радостно нырнула внутрь, в теплое помещение. Женщина остановилась у стойки, откинула капюшон, показав пышные локоны, и сняла перчатки. Она попросила показать брошюры о морских круизах, и при звуках ее голоса другая посетительница агентства, худенькая девушка в черном, обернулась и удивленно спросила:

– Дорис?

– Привет, Китти.

Дорис Уинстенли непроизвольно улыбнулась ей, а потом, вспомнив о недавнем событии, смущенно замолчала. Китти же отнюдь не смутилась. Она улыбнулась в ответ и спросила Дорис, куда это она собралась отплыть.

– Еще не знаю. Просто я всю жизнь мечтала о морском круизе. Конечно, я никогда не думала, что такая возможность представится.

– Тебе следует поостеречься, Дорис.

– Не понимаю. Кого поостеречься?

– Всяких дамских угодников. Эти волокиты повсюду высматривают одиноких состоятельных женщин.