Не на несколько часов или ночь, а на месяцы и годы. Этого она боялась больше всего. Когда не можешь выйти, если поймешь, что надо. Безвольно топать по крошечной закрытой камере. Рвать решетку, царапать стены. Ждать шагов в коридоре, звона ключей. Отведенное время для прогулки. Знать, что так оно все и будет до старости. «Тут речь не о тебе, Лисс», – попыталась думать она. Единственное, что важно, – чтобы нашлась Майлин. Все остальное не имеет значения.
Она потащилась вверх в горку ко входу в полицию. Что бы ты сказала, Майлин? Она попробовала передразнить голос сестры: «Никто за тебя этот выбор сделать не может, Лисс». Это не сильно помогло. Она попробовала опять: «Я не хочу, чтобы тебе было плохо, Лисс. В мире для меня нет ничего важнее тебя».
Она потянула на себя тяжелую дверь. Ее не сдвинуть. «Знак, – подумала она, – просто так тебя не впускают». Но тут дверь рядом разъехалась, и она вошла в большой зал.
На контроле сидела девушка ее лет в форме охраны. Две тонкие бледные косички свисали по воротничку. Кажется, она научилась краситься в детском театре.
– Чем могу помочь? – пробурчала она.
Лисс взглянула на галереи в зале. Разные отделы, догадалась она, были выкрашены в красный, синий и желтый.
– Я здесь из‑за сестры. Она пропала.
– А‑а, – отозвалась блондинка безучастно. – Хотите заявить об исчезновении?
Лисс покачала головой:
– Вы ее уже ищете пять дней. – Больше она не хотела ничего рассказывать этому жующему жвачку существу. – Те, кто расследует дело, наверняка хотят со мной поговорить.
– Как зовут вашу сестру?
– Майлин. Майлин Сюннёве Бьерке.
– Посидите вон там и подождите.
Через пару минут Лисс пригласили обратно к стойке:
– Никто из следователей по этому делу не может поговорить с вами сейчас. Напишите имя и номер телефона вот здесь, на листке, и вам перезвонят.
3
Понедельник, 15 декабря
Водитель такси вернул Лисс кредитку. Она уже довольно давно жила по этой карточке. Не знала, сколько еще можно вытянуть из нее, но не хотела выяснять. Шагнула в слякоть. Накануне вечером установилась теплая погода. Большую часть ночи она провела у окна гостиницы на Парквайен, сидела и смотрела на дождь.
Она осторожно пробиралась между луж на дорожке к дому. Почти четыре года прошло с тех пор, как она была здесь в последний раз.
Как только она позвонила, дверь осторожно открыли. Появилась голова Таге.
– Лисс! – воскликнул он и схватился за лоб.
Он отрастил бороду, короткую и седую. На самой же голове едва ли осталась хотя бы одна волосинка. И глаза уменьшились за круглыми очками. Ей стало как‑то легче, когда она его увидела. Может, потому, что не мама открыла.
Секунду казалось, он хочет ее обнять, но, по счастью, передумал.
– Какими судьбами? Ну заходи же. – Он крикнул в глубину дома: – Рагнхильд!
Таге все еще произносил ее имя на этот странный шведский манер. Они так к этому и не привыкли. Она помнит, что подумала в тот день, пятнадцать лет назад, когда он впервые к ним пришел: «Тот, кто так странно произносит мамино имя, в наш дом не переедет». Но это не помогло.
Таге никто не ответил, и он крикнул еще раз, добавив:
– Это Лисс.
Лисс услышала какой‑то звук в гостиной. Мать стояла в дверях, измученная и ненакрашенная. Она смотрела, разинув рот, но взгляд был далеко.
– Лисс, – пробормотала она и осталась на месте.
Лисс стащила полусапожки, шагнула через порог в коридор. Заранее решила обнять маму, но тут у нее ничего не вышло.
– Ты здесь. |