– Да, конечно, – печально проговорил Арно, – что верно, то верно.

Он поднял глаза на Эндрю и рассказал все как было, обращаясь именно к нему, что было в данных обстоятельствах вполне естественно.

– Я бы назвал смерть вашего дядюшки несчастным случаем, хотя суд, боюсь, со мной вряд ли согласится. Как я уже говорил, в день, когда это произошло, мы втроем собирались в город. Пока Учитель пошел за пальто для Тима, мы с мальчиком ставили в Зале Солнца свежие цветы. Внезапно до нас донеслись громкие голоса. Я выбежал на галерею, чтобы узнать, в чем дело. Учитель выходил из комнаты Тима, а за ним шел Джим. Они разговаривали на повышенных тонах. Меня это удивило, я ни разу не слышал, чтобы Джим повышал голос. У самой лестницы они остановились. Загораживая Учителю дорогу, Джим крикнул: «Я не позволю тебе это сделать! Я всем расскажу, всем и каждому!»

Тут Джим схватил Учителя за плечи, наверное, с намерением встряхнуть хорошенько. То, что произошло в следующее мгновение, случилось так быстро, что я ничего не успел предпринять. Раздался рев… только так я могу назвать этот звук, – и на галерею выскочил Тим. Он со всей силы оттолкнул Джима от Учителя. Джим опрокинулся на спину, покатился по лестнице вниз и сломал себе шею.

Во время своего рассказа Арно упорно смотрел в пол, но теперь он заставил себя поднять глаза на Эндрю и произнес:

– Он не мучился, хотя знаю, это слабое утешение.

– Да.

– Как только мы поняли, что Джиму уже ничем не поможешь… Клянусь, если бы оставалась хоть капля надежды, мы сделали бы все возможное!.. Тогда мы стали думать, как защитить Тима. Мы понимали, что полиция все равно будет вынуждена принять какие то меры. Учитель думал, что Тима, вероятно, обвинят в непредумышленном убийстве и признают недееспособным, – кажется, так это у вас называется? В любом случае он мог оказаться в тюрьме, запертый в камере с ужасными типами, возможно, похожими на тех, что когда то напали на него. Другой вариант не лучше: его поместят в больницу для умалишенных и годами станут накачивать транквилизаторами, и кругом будут одни сумасшедшие. А ему было всего двадцать три! И здесь он был так счастлив! – страстно выкрикнул Арно и уже спокойнее продолжил: – Мы думали, что если будем постоянно начеку, будем следить за ним днем и ночью, больше такое с ним не повторится. Теперь я понимаю, тем более после сегодняшних событий, что я поступил неправильно.

– Очень и очень неправильно, мистер Гибс. – Барнаби старался говорить спокойно, хотя в действительности очень сердился на Гибса, но еще больше – на себя самого. Когда он допрашивал Тима, то, стремясь быть мягче и не травмировать лишний раз, он не упоминал имени Учителя. Теперь, слишком поздно, он понял, что Тим, говоря о несчастном случае, имел в виду вовсе не убийство Крейги, а смерть другого человека, случившуюся раньше.

– Да да, – еле слышно подтвердил Арно. Он готов был разрыдаться и стал искать носовой платок.

Барнаби смотрел на него без тени сочувствия. Он и сейчас понимал, что не станет выдвигать против Арно обвинения, но решил, что тому будет полезно помучиться денька два три, а то и две три недельки.

– Продолжайте. Что было дальше?

– Мы отвели Тима в сад. Он был напуган, рыдал, и мы стали думать, как быть. В конце концов было решено, что самое разумное – не менять планы и отправиться в Каустон за покупками, а тело обнаружить, когда вернемся. Мы не могли всего предусмотреть и очень сожалели, что первой, кто его нашел, оказалась Мэй… Мисс Каттл. Учитель усадил тогда Тима в машину, и я уже собирался последовать за ними, но тут на меня напал страх. Я подумал, что нам ни за что не поверят. Как можно ни с того ни с сего упасть с лестницы, по которой ты поднимаешься сто раз на дню?! И тут мне пришла в голову мысль: «Вот если бы он был пьян…» В нашем медицинском шкафчике всегда стоит маленькая бутылка виски.