|
Ростом она была футов в пять, может, на дюйм больше. - Не ваше дело, чего я хочу, - отчеканила она. - Верно, - согласился я, - но это ваше дело. Я не какой-нибудь не в меру любопытный репортер, я - частный сыщик, которому позарез нужны кое-какие сведения. Я уже знаю достаточно. Знаю, например, почему вы отказываетесь встречаться с репортерами, почему говорите, что вам нечего сказать. Дело в том, что ваша сестра была потаскушкой, и вам... - Кем она была?! - Потаскушкой. Это слово нравится мне больше, чем наложница, содержанка или куртизанка. Оно приятнее для слуха. Послушайте: потаскушка, по-тас-... Я был вынужден замолчать, чтобы уберечь лицо. Когда на вас налетает разъяренная женщина, норовя вцепиться когтями в лицо, то способ самозащиты зависит от самой женщины. Если она шипит и фыркает, как дикая кошка, то остудить ее пыл поможет хорошая оплеуха. Но в случае Стеллы Флеминг оказалось достаточно одной рукой стиснуть ее короткие ручки, а второй плотно зажать ротик, изрыгающий отнюдь не ласковые слова. В следующую секунду подскочил Барри, обхватил ее сзади, потянул к себе и выкрикнул: - Вам лучше уйти! Я уже было собрался послушаться, как вдруг Стелла вырвалась и замолотила кулачками по груди мужа, лопоча: - Я не хочу, чтобы он уходил. Потом столь же внезапно успокоилась и принялась неторопливо стягивать пальто. Избавившись от него, она кивнула мне: - Заходите. Как ни в чем не бывало! И прошла в гостиную. Барри Флеминг затворил дверцы стенного шкафа и жестом предложил мне идти следом. Я вошел. Она уже зажгла свет и теперь сидела на диване, покусывая губы. Прежде, будучи слишком занят, я не успел ее рассмотреть. Теперь же убедился, что Стелла совсем не была похожа на сестру: темноволосая, кареглазая, с круглым, чуть полноватым лицом. Когда я приблизился, она резко спросила: - Почему вы так сказали? - Чтобы раззадорить вас, - признался я. - У меня не было другого выхода. - Вы знали мою сестру? - Нет. До вчерашнего дня даже не слыхал о ее существовании. - Тогда как вы догадались... Я дал ей три секунды, но она так и не закончила. Я развел руками. - Это же ясно, как божий день. Певичка кабаре покидает... - Она была артистка. - Хорошо. Артистка покидает театр, снимает дорогую квартиру, нигде не работает, изысканно питается, роскошно одевается, покупает машину, пользуется французскими духами. Как тут не догадаться? И слепому ясно. Но это сейчас не важно. Важно... - Нет, мне это важно. Для меня это самое важное на свете. - Послушай, дорогая, - вмешался Флеминг. - На волнуйся, прошу тебя. Он уселся на диван рядом с женой. - Что ж, - ответил я, - если для вас это так важно, значит, давайте поговорим об этом. Я слушаю. - Ей было двадцать восемь лет. Мне тридцать один. Ей было двадцать пять, когда она... оставила работу. Когда умерла наша мать, Изабель было шесть, а мне девять. И шесть лет спустя умер наш отец. Вот почему все это так важно для меня. Я кивнул. |
