По крайней мере, желание вскочить и нестись арестовывать хозяйку украшения он подавил быстро. Вместо этого он условился с Заварзиным, что брошь принесет лично, вечером. Отпустив обрадованного инженера, он быстро переоделся в одежку попроще (такая всегда хранилась для агентов в специальном шкафу), надвинул на глаза кепку, и стремя голову помчался на Солдатскую.
Учитывая молодецкий темп, коллежский регистратор прибыл на место быстрее Заварзина. Ему повезло – будка городового на Верхней Солдатской располагалась буквально в трех домах от дома инженера, у шумной торговой Александровской площади. Вход отсюда был виден идеально. Городовой Черкасова сначала не признал и чуть было не прогнал молодого лоботряса, но вскоре понял, что имеет дело с «подчаском», и вытянулся во фрунт. Константин быстро дал будочнику необходимые инструкции: глаз с дома не спускать, подмечать, кто и когда приходит и уходит, излишнего внимания не выказывать, не препятствовать, но если Заварзины внезапно куда-то соберутся всей семьей – остановить, послав дворника в часть.
Следом Черкасов направился в гимназию, рассчитывая застать на месте Руднева. Бдительный Владимир Амплеевич коллежского регистратора не пустил, заявив, что историк сегодня не появлялся. Пришлось бежать дальше – во флигель на Стрелецкой. К приходу друга Павел как раз обедал (за символическую плату кухарка хозяев готовила три раза в день еще и на него).
– По какому случаю маскарад? – иронично оглядел конспиративное одеяние друга учитель.
– Хозяйка броши нашлась! – с порога воскликнул Черкасов.
– Да? И кто же она? Мадам какого-нибудь борделя? – снисходительно спросил Руднев.
– Заварзина!
Павел испустил фонтан только что прихлебнутого чая, поэтому сыщику пришлось сначала увернуться от могучей струи, а затем от стучать подавившегося друга по спине. С раскрасневшимся лицом, слезящимися глазами и отчаянным кашлем, Руднев растерял всю вальяжность.
– Как? – наконец прохрипел Павел.
– Её муж опознал брошь! Говорит, досталась ей от бабки. Фамильная драгоценность.
– Час от часу не легче. Что думаешь делать?
– Зайти к ним вечером. Пока – просто поговорить. Хотел позвать тебя тоже.
– Меня? – удивился Руднев. – А тебе от пристава не прилетит, что партикулярное лицо привлекаешь?
– Я же говорю – просто поговорить. Ты уже видел Заварзину. Понимаю, что очарован и мыслить здраво тебе тяжело, но ты с ней уже виделся. Мне нужно, чтобы ты был рядом, когда я буду задавать вопросы, и сказал, насколько её поведение отличается от твоего прошлого визита. Сможешь?
– Постараюсь, – кивнул Павел.
К Заварзиным они вернулись, когда колокола церкви на Смоленском спуске уже звенели на вечернюю службу. Чета встретила их в передней. Не доставало Димы – он убежал гулять с друзьями. Филипп был абсолютно спокоен, а вот Наталья настороженно переводила глаза с сыщика на учителя. Константин достал украшение из кармана и протянул в сторону Заварзиных на открытой ладони – достаточно близко, чтобы они могли его разглядеть, но достаточно далеко, чтобы быстро убрать руку.
– Господин Заварзин, прошу меня простить, но я не раскрыл обстоятельств, при которых эта брошь была найдена на самом деле, – начал Черкасов. – Её обнаружили в кармане убитого учителя гимназии Николая Михайловича Нехотейского. Я вынужден спросить у вашей супруги, как украшение оказалось у него?
Инженер пораженно взглянул на жену. Наталья Андреевна зябко поежилась, отвернулась и подошла к окну. Казалось, ей физически тяжело смотреть на мужа. Наконец, она тихонько ответила:
– Филипп, просто, я не говорила тебе. Не хотела, чтобы ты волновался, или… Или сделал что-то, о чем мы бы потом пожалели…
Она сбивчиво и откровенно стыдясь пересказала мужу и Корсакову историю, которую Руднев уже слышал. |