Хотела вернуть жизнь, где они с Китти росли вместе, где могла ее защищать и звонить первым делом с утра после дней, подобных нынешнему, чтобы вдвоем посмеяться и поплакать.
Хотела вернуть ту маленькую девочку, о которой всегда мечтала. Но не могла.
«Нет!» – Вэл отказывается с этим мириться.
Внутри вспыхивает прежний огонь, давно прогоревший до углей. Он возрождается к жизни, раздутый яростью. Такой знакомой, такой могущественной.
Вэл желает вернуть Китти сильнее всего на свете. И если придется ради воспоминаний о ней раскопать похороненное на самом дне души прошлое – да будет так. Неважно, чего это потребует. Неважно, какой ценой.
Вэл выпрямляется. Она больше не грустит. Она полна решимости.
– Прости, что промочила тебе рубашку.
Айзек единственный, кто беспокоится о старой подруге. Он поможет ей разузнать правду о Китти. Однако для этого нужно узнать и о своем прошлом. Распахнуть настежь все двери навстречу неизвестности. Раньше Вэл испытывала страх, но теперь? Теперь ее не остановят и все демоны ада.
Она закатывает рукава, демонстрируя взгляду спутника пятнистые следы ожогов, бегущие от ладоней до предплечий. Он проводит пальцем по поврежденной коже и спрашивает:
– Как это случилось?
– Ожоги. Но отец не говорил, откуда они взялись. Возможно, что именно я стала причиной, по которой сгорела студия? Китти же погибла при пожаре?
– Нет, – тут же качает головой Айзек.
– Я думала, ты не помнишь, что произошло.
– Я не говорил, что не помню, – он морщится, отчего очки съезжают на нос и только верхние части стекол увеличивают глаза. – Лишь то, что мои воспоминания не имеют смысла. Но мне точно известно – пожар был ни при чем.
– Тогда откуда взялись мои ожоги? Они появились еще до фермы.
– На передаче их тоже не было. Я бы заметил.
– Значит, все случилось в короткий промежуток между нашим побегом со студии и до того момента, когда начинаются мои воспоминания, – вздыхает Вэл.
Само собой, она рада, что не устраивала поджог, в котором погибла ее сестра, если верить мнению Айзека, но в таком случае снова становится неясно, что же тогда произошло. Раскатав рукава обратно, она трет зудящую левую ладонь о штанину. Загадка появления шрамов не так уж важна, если не имеет отношения к Китти. Информация о сестре сейчас самое главное.
Не дает покоя факт отсутствия полицейских отчетов или новостных статей. Нечто подобное точно стало бы причиной хоть какого-то расследования. Если только продюсеры передачи не решили всё скрыть. Но были же и другие люди, работавшие на съемочной площадке, которые знают, что случилось.
Благодаря вечеру встречи Вэл точно знает, где их можно найти. Поэтому заявляет:
– Я хочу участвовать в торжественном мероприятии.
– Ты уже и без того испытала немало потрясений. – Айзек не выглядит слишком воодушевленным идеей. – Может, лучше отвезти тебя…
– Это не имеет значения. Единственное, что сейчас важно, – докопаться до истины. Пожар или нет, я чувствую, что случившееся с Китти – моя вина.
– Нет, – тут же откликается собеседник с таким жаром, какого не выказывал раньше. Затем приподнимает подбородок Вэл и поворачивает ее голову, чтобы их глаза встретились. Чтобы удостовериться: его слова достучатся до сознания. – Послушай меня: ты ни в чем не виновата.
– Китти очутилась там только потому, что без нее я отказывалась сниматься. Она не должна была участвовать в программе. Достаточно просто посмотреть на то здание: шесть этажей – шесть семей. Но по моему требованию чье-то место отдали младшей сестре. Отец подозревал, что происходит нечто неправильное, иначе не забрал бы меня со студии. Но почему тогда оставил там Китти? Оставил всех вас? Если творилось что-то опасное…
Вэл качает головой, отгоняя чувство вины, грозящее затопить. |