Айзек кивает.

– А ты когда-нибудь боялся, что неправильно защищаешь ребенка? Вроде как не делаешь чего-то очевидного, чего-то простого, и это может повлечь опасность?

– Тот факт, что мы сейчас здесь, посреди пустыни, – Дженни жестом обводит темноту ночи вокруг, – и пытаемся воскресить собственное детство вместо того, чтобы заботиться о них, вероятно, говорит сам за себя. Я плохая мать.

– Вот и нет! – Хави встает, чтобы подчеркнуть свои слова. – Тебе просто никто не помогает. И я имею в виду не гребаного бесполезного Стюарта, а реальную поддержку, какая была у нас раньше: магия, ощущение безопасности, дружба. Если нельзя вернуться в прошлое, то можно хотя бы обеспечить нечто подобное нашим детям. Подарить им то, что делало нас счастливыми.

Вэл чувствует себя лишней в разговоре. Не из-за того, что не имеет детей, а из-за того, что не разделяет ностальгические порывы. Не только потому, что не помнит, каково было участвовать в съемках, но и потому, что не согласна с аргументами Айзека о причинах, почему она всё забыла. Дети не отгораживаются от прошлого, которое оказалось слишком счастливым.

Точно читая мысли Вэл – либо выражение ее лица, – Маркус тыкает в нее пальцем.

– Даже не пытайся спорить. Ты тоже была тогда счастлива, пусть и забыла об этом. Но мы-то помним. Мы все были счастливы.

Вэл на мгновение приподнимает уголки губ, дублируя пожимания плечами.

– Может, и так. Не исключаю, что просто переношу свое нынешнее состояние на прошлую версию себя. Раз я несчастна сейчас, то не могла быть счастлива и тогда.

– Именно! – указывает на нее Дженни. – Есть такой прием: заменить прежний опыт чем-то новым. Конечно, иногда мы и расстраивались, как любые дети, но что с того? Главное – отвлечься и стараться не думать о грустном. – Это кажется неправильным, но она не замечает сомнения на лице Вэл, торопясь убедить саму себя, а затем вскакивает на ноги, копируя позу Хави. – Давайте принесем обет.

– Обед? Да уж скорее ужин, – усмехается вечный шутник.

– Прекрати в кои-то веки паясничать! – топает ногой Дженни. – Давайте возьмемся за руки вокруг костра и поклянемся стать лучше. Создать лучшую жизнь для наших детей. Вынесем хоть что-то полезное из всех странностей нашего прошлого.

Отражение пламени в очках Айзека выглядит более живым, чем в реальности, и мерцает почти гипнотически. Он поднимается на ноги.

– Сотворим волшебство для наших детей, любой ценой, – и берет уже протянутую руку Маркуса.

Вторую тот предлагает Хави, с которым они стоят по другую сторону костра. Хави хватает ладонь Дженни. Теперь незамкнутый круг оказывается слишком близко к огню. Вэл думает, что это может быть опасно, учитывая, что все, кроме Айзека, употребляли алкоголь.

– Мы защитим их, – клянется Хави.

– Убережем от грусти, одиночества и страха, – вторит Маркус.

Айзек в молчаливом приглашении протягивает руку Вэл, которая пока не присоединилась к друзьям. Она медленно встает, не сводя глаз с отраженных в его очках языков пламени, пока они не разрастаются и не заслоняют собой всё. Иногда дети действительно грустят, чувствуют себя одинокими и чего-то боятся. И Вэл тоже слишком долго грустила, чувствовала себя одинокой и чего-то боялась. Но больше не хочет. Ни для себя, ни для других.

– Ради Китти, – тихо произносит Айзек. – Потому что в свое время никто этого не сделал. Мы исправим мир ради всех детей.