И мы пошли к зиддинскому перевалу Прошли немного, несколько сотен метров, и остановились – умер учитель. Бабек снял его с лошади, завалил тело камнями и начал молиться. Чтобы не тратить время зря, Сергей с Юркой решили перевьючить ишаков с расчетом на дальнюю дорогу.

Мне стало грустно. Я присел у могилы учителя и задумался. Естественно, о суете сует и бренности существования.

– Давно хотел тебя спросить, но не решался, – вернул меня на землю неожиданно воплотившийся перед глазами Федя. – А кто такой Вангоген?

– Никто, – улыбнулся я. – Это для хохмы имена двух художников – Ван Гога и Гогена – объединяют.

– А чем они прославились?

– А на фиг тебе все это? Если ты научишься сечь в искусстве, то разучишься сечь в жизни. Жить, Федя, надо просто. Без стихов и Вангогена.

– “Просто” – это я понимаю... Залил за воротник бормотухи пару банок – и все дела... Или на вокзале чувиху снял за десятку – тоже все очень просто и сердцу близко. Но иногда смотришь: в автобусе баба едет и стихи читает, уставится в три строки и балдеет, ничего не видит и не слышит... Хоть на голову ей наступи... А я на зоне пробовал их читать – ничего не понимаю, на фига все это? Ля-ля, тополя... Зачем они?

– Для доставания души... Вот, к примеру, два слова: Весна... и Ночь... Впусти их в себя и они, обнявшись, отзовутся ночной свежестью... Трепетным ожиданием земного... И эти же слова могут встать друг против друга, и Ночь станет... мраком... концом... безнадегой... И, наконец, это сочетание само по себе красиво. И знаешь почему?

– Похожи они чем-то... Эти слова...

– Точно! Слог “на” в слове Весна и “но” в слове Ночь. Эти слоги друг с другом перекликаются... На! Но... На! Но... Чувствуешь, тут есть еще и подсмысл! Весна: “На!!!” Ночь: “Но...” А еще вот японские стихи с этими словами:

Покоя не могу найти я и во сне,

С тревожной думой не могу расстаться...

Весна и ночь...

Но сниться нынче мне,

Что начали цветы повсюду осыпаться.

Красивые слова, да? В них все, о чем я тебе только что говорил. Прочитаешь их и... и чувствуешь себя бутылкой, в которой что-то было... Сухие стенки ее внутренние, чувствуешь. И чувствуешь, что на дне еще что-то осталось, плещется... Пошли, что ли? Развели тут лирику на могиле. Сергей, вон, злится, рукой нам машет.

– Заливаешь ты... Лагман на уши вешаешь... – минуты через две услышал я сзади задумчивый голос Феди. – Если стихи эти япошка написал, то Весна и Ночь по-японски наверняка по-другому звучат. Без “На” и “Но”...

– А какая тебе, дорогой, разница? В стихах читатель – соавтор. Будешь в японском оригинале читать – другое найдешь. Или придумаешь... Если ищешь что-то ...

– А чего искать-то? Ты, вот, многое нашел?

– Да ты прав... Но я понял – главное не останавливаться, надо бежать, чтобы не успеть разглядеть, привыкнуть, разочароваться... И не прав ты – нашел, и буду находить. Приемник в палатке крутишь – чушь собачья, и вдруг какая-нибудь музыка войдет и растворит все вокруг начисто. И тоску, и дым “Памира”. Или листаешь книжку от скуки, все так себе, и вдруг “прямо в душу грянет” несколько волшебных строк. И все в жизни похоже на такую книжку с единственной твоей строфой. Короче, Федя, надо идти куда-то. Жизнь надо измерять шагами... В разные стороны... Пошли...

* * *

Санитарный вертолет летел над перевалом Арху. Увидев обгоревшие обломки вертолета Ходжи Насретдина, Абдурахманов испытал чувства, близкие чувствам, испытанным нашими баскетболистами при завершении финального матча Мюнхенской олимпиады.