Питер покачал головой:

– Ты выходишь за рамки того, что подтверждается реальными фактами. Маленькое, слабенькое электромагнитное поле покидает тело в момент смерти. Вот и все; нет никаких доказательств, что это поле обладает сознанием или является живым.

– В Коране написано…

– Я не вправе полагаться ни на Коран, ни на Библию, ни на что‑либо еще. Связный сгусток энергетического поля переживает смерть тела – вот все, что мы знаем. Долго ли оно сохраняется после того, как покидает тело, и переносит ли какую‑либо информацию – совершенно неизвестно, и любая другая интерпретация в данный момент – всего лишь праздные домыслы.

– Не прикидывайся глупцом. Это душа, Питер, и ты сам все прекрасно понимаешь.

– Я не хочу использовать это слово. Не стоит делать преждевременные и тенденциозные выводы.

– Ладно, называй это как знаешь, даже Каспером Дружелюбным Привидением, если тебе так больше нравится, хотя я бы назвал это физическое явление «душеграммой». Оно существует – и ты не хуже меня понимаешь, что люди с готовностью сочтут его самой настоящей душой, доказательством существования загробной жизни. – Саркар посмотрел другу прямо в глаза. – Это перевернет весь мир.

Питер кивнул. Ему больше нечего было сказать.

ГЛАВА 11

Сентябрь, 2011

Питер не видел Колина Годойо несколько месяцев – с тех пор, как они встретились на семинаре по нанотехнологическому бессмертию. Они никогда не были друзьями – по крайней мере так считал Питер, – но когда Колин позвонил Питеру в офис и пригласил на ленч, что‑то, прозвучавшее в его голосе, заставило Питера согласиться. Ленч, в конце концов, не может продолжаться до бесконечности – у Питера в два часа была назначена встреча с важным американским клиентом. Они пошли в маленький ресторанчик в Восточном Шеппарде, с видом на Парк Виктории – в нем клубный сандвич делали, нарезая индюшачью грудку ножом, а не пропуская ее через машинку, а хлеб жарили на гриле, так что на нем оставались коричневые следы от решетки. Питер любил бывать в подобных заведениях. Он никогда не считал себя запоминающейся личностью, но, похоже, в половине ресторанчиков Северного Йорка его считали завсегдатаем, хотя, за исключением заведения Сонни Готлиба, он заходил в любой из них не чаще одного‑двух раз в месяц. Официант принял у Колина заказ на напитки (виски с содовой), а Питеру сказал, что и так знает, что ему нужно (диетическую колу с лимоном, верно?). Когда официант ушел, Питер выжидательно посмотрел на Колина.

– Что нового?

Колин еще больше поседел с тех пор, как Питер видел его в последний раз, но по‑прежнему демонстрировал свое богатство, и в этот день на нем было аж целых шесть золотых колец. Его глаза беспокойно бегали.

– Ты, наверно, слышал про меня и Наоми.

Питер покачал головой:

– Слышал что?

– Мы развелись.

– А‑а, – протянул Питер. – Сочувствую.

– Я и не представлял себе, как много моих друзей на самом деле были ее друзьями. – Колин тяжело вздохнул. Официант пришел, положил на стол маленькие салфетки и поставил на них напитки. – Я рад, что ты согласился пообедать со мной.

– Нет проблем, – отозвался Питер. Он всегда чувствовал себя неловко в подобных ситуациях. Следует ли ему спросить Колина, что у них пошло наперекосяк? Питер редко говорил о личных проблемах и вообще не любил ни задавать личных вопросов, ни отвечать на них. – Мне очень жаль, – добавил он. Его набор дежурных фраз подсказывал продолжение: «Вы всегда казались такими счастливыми», но он вовремя прикусил язык – его собственный недавний опыт научил не слишком доверять тому, как люди выглядят со стороны.