— Тогда, ради всего святого, Оливер, будь осторожен, — попросил старший Рэтбоун сына.

— Ну разумеется, буду, — пообещал тот, понимая, что и для подобных обещаний время уже прошло.

Глава 2

Письмо Рэтбоуна вызвало у частного сыщика Уильяма Монка интерес. Оно пришло с первой дневной почтой, сразу после завтрака, и детектив прочел его, едва встав из-за стола.

Процессы, которые вел Оливер, всегда были серьезными, сопряженными с насильственными действиями и безудержными страстями подсудимых, и в ходе связанных с ними расследований Уильям должен был использовать все свои способности. Ему нравилось испытывать себя и расширять пределы своего искусства и воображения, своих умственных и физических возможностей. Ему необходимо было знать о себе гораздо больше, чем это требуется большинству людей, потому что дорожная катастрофа три года назад едва совсем не лишила его памяти. И сейчас у детектива бывали иногда краткие вспышки сознания, когда его мозгом владела круговерть света и теней, беглых воспоминаний, возникающих внезапно и столь же внезапно исчезающих. Иногда эти образы были приятны — он видел мать, сестру Бет и дикое пустынное морское побережье Нортумберленда с его песками и бесконечным горизонтом. Он слышал крики чаек, видел в своем воображении разноцветные рыбачьи лодки на серо-зеленых волнах и ощущал запахи соленого ветра и вереска…

Другие воспоминания были не такими привлекательными — например, о ссоре с Ранкорном, его начальником в полиции. Он иногда начинал понимать, в редкие моменты озарения, что неприязнь Ранкорна к нему во многом провоцировалась его, Монка, собственным высокомерием. Томаса раздражал несколько медлительный ум начальника, он насмешничал над его социальными амбициями и пользовался знанием его уязвимых мест, которые тот никогда не мог замаскировать. Поменяйся они местами — тогда бы Уильям так же сильно не любил Ранкорна, как тот сейчас ненавидел бывшего подчиненного. Да, ныне сыщику было неприятно сознавать все это: то, что он успел узнать о себе за это время, сильно ему не нравилось. Конечно, было в нем и кое-что положительное: никто никогда не сомневался, что Монк храбр, умен и честен. Но иногда он высказывал всю правду напрямик, в то время как было бы великодушнее — и, уж конечно, умнее — промолчать.

Томас мало что вспоминал о своих других отношениях, особенно с женщинами. Никогда эти отношения не были особо удачными. Ему было свойственно влюбляться в женщин мягких и обладающих скромной красотой, чья прелесть и лирическая манера поведения так дополняли его силу, но позже отсутствие у этих женщин мужества, страсти и воодушевления жизнью заставляли его чувствовать себя еще более одиноким, чем прежде, и разочарованным. Возможно, Уильям ожидал от людей того, чего они совсем не могли ему дать. Правда состояла в том, что об их отношении он мог судить, лишь беспристрастно основываясь на немногочисленных фактах и на том, какие эмоции он испытывал, вспоминая тех женщин. А чувства эти не всегда были добрыми и ничего ему не объясняли.

С Эстер Лэттерли было иначе. Монк познакомился с ней уже после несчастного случая, поэтому помнил и знал каждую мелочь их дружбы, если так можно было назвать их отношения. Иногда они были почти враждебными.

Начать с того, что сперва Эстер очень не понравилась ему и даже сейчас раздражала его непререкаемостью своих мнений и упрямством. В ней не было ничего романтического, ничего женственного и привлекательного. Она никогда не проявляла уступчивой мягкости, не обладала искусством нравиться.

Хотя нет, это, пожалуй, было не совсем верно. Когда дело касалось боли, страха, горя или чувства вины, не было человека на земле сильнее, чем Эстер, храбрее и терпеливее ее. Надо отдать должное этой чертовке — никто не мог равняться с ней в смелости, а также в желании прощать.