Судья покачал головой.

— Не забывай, — сказал он, — об отравлении лаком. После разговора с Бань Фэном я понял, что только убийца мог случайно прикоснуться к столу, покрытому слоем влажного лака. Госпожа Бань прекрасно знала о существующей опасности и постаралась бы не дотрагиваться до стола. У Е Дая не было отравления лаком, а сделать в перчатках то, что сотворил убийца со своей несчастной жертвой, невозможно.

Отравление лаком указывало на Чжу Даюаня. Я вспомнил два случая, пустяковых, казалось бы, но теперь приобретающих особое значение. Во-первых, отравление лаком объясняло внезапное решение Чжу устроить охотничий обед на открытом воздухе, а не в зале, как обычно. Он ведь вынужден был ходить в перчатках, чтобы скрыть пораженную руку. Во-вторых, это объясняет, почему Чжу упустил шанс застрелить волка, когда Ма Жун и Цзяо Тай охотились с ним в то утро после убийства. Чжу Даюань провел ужасную ночь, да и рука у него сильно болела.

Далее, убийца должен был жить неподалеку от Баня и иметь очень большую усадьбу. Я знал, что он должен был уйти из дома Баня с женщиной так, чтобы их никто не видел, и при этом с большим узлом. Он не мог рисковать встретиться с ночным сторожем или военной стражей, потому что у этих людей есть привычка останавливать и допрашивать тех, кто разгуливает по ночам с подозрительными узлами. Нам известно, что Бань живет на пустынной улице, откуда можно добраться до задворок усадьбы Чжу, пройдя вдоль городской стены, где нет ничего, кроме старых складов.

— Но прежде чем войти в свою усадьбу, — заметил Дао Гань, — ему пришлось бы пересечь главную улицу около восточных городских ворот.

— Это небольшой риск, — сказал судья, — потому что стражники у ворот проверяют только тех, кто проходит через ворота, а не тех, кто идет мимо в пределах городских стен. Придя таким образом к выводу о том, что Чжу Даюань — наиболее вероятный подозреваемый, я, конечно, сразу же задался вопросом, каким может быть мотив преступления. Вдруг меня осенило, и я понял, в чем тут дело. Когда у здорового и энергичного мужчины нет детей, хотя имеется восемь жен, это свидетельствует о некоем физическом недостатке, который иногда пагубно сказывается на мужском характере.

Существенный штрих к образу Чжу добавила его маниакальная страсть к рубинам, которая заставила его вынуть камень из кольца и забраться в дом Баня, чтобы заполучить браслеты: с рассудком у него явно не все в порядке. И барышню Ляо он убил из-за маниакальной ненависти к ней.

— Но как вы догадались об этом? — вновь спросил Дао Гань.

— Сначала я подумал о ревности, — ответил судья, — ревности пожилого человека к молодой паре. Но я сразу отказался от этой мысли, потому что Юй Кан и барышня Ляо были обручены уже три года, а неистовая ненависть Чжу возникла только недавно. Тут я вспомнил любопытное совпадение. Юй Кан говорил нам, что, по словам Е Дая, тот узнал о тайне Юя от старой служанки, которая поведала ему о ней в коридоре перед библиотекой Чжу Даюаня. Юй Кан также упомянул, что позже он спрашивал об этом служанку, и это тоже было в коридоре возле библиотеки Чжу. Мне пришло в голову, что Чжу вполне мог слышать оба эти разговора. Первый, во время которого служанка рассказала Е Даю о встрече в спальне Юй Кана, вызвал ненависть Чжу к барышне Ляо: под его же крышей она подарила мужчине радость, которой природа обделила Чжу. Могу представить, что барышня Ляо стала для Чжу живым укором в его мужском бессилии, и он полагал, что сможет восстановить свое мужское достоинство, только овладев ею.

Из второго подслушанного разговора, между Юй Каном и служанкой, ему стало ясно, что Е Дай был шантажистом.