– Очень хорошо?

– Да.

– Знаешь, что мне следовало бы сказать?

– Да.

– Но я этого не скажу.

– Не скажешь. Это я тоже знаю.

– Что же касается Стенстрёма, то, возможно, он хотел показать фотографии приятелям. Похвастать.

– Вряд ли. Он не был таким.

– А зачем ты вообще ломаешь себе над этим голову?

– Сам не знаю. Может быть, потому, что у нас нет никаких мотивов.

– А это, значит, ты называешь мотивами? Думаешь, кто‑то застрелил Стенстрёма из‑за этих фотографий? Зачем же в таком случае ему понадобилось убивать еще восемь человек?

Колльберг долго смотрел на нее.

– Верно, – сказал он. – Резонный вопрос.

Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– Может быть, ляжем, – предложил Колльберг.

– Прекрасная мысль. Я только приготовлю бутылку для Будиль. Это займет максимум тридцать секунд. Согласно инструкции. Увидимся в постели. А может, на полу или в ванне, где тебе угодно.

– В постели.

Она пошла в кухню. Колльберг встал и погасил торшер.

– Леннарт!

– Да?

– Сколько лет Осе?

– Двадцать четыре.

– Ага. Вершины сексуальной активности женщина достигает между двадцатью девятью и тридцатью двумя годами. Так утверждает американский сексолог Кинси.

– А мужчина?

– Около восемнадцати лет.

Он слышал, как она размешивает кашу в кастрюльке. Потом она добавила:

– Но для мужчин это определено не с такой точностью, у них бывает по‑разному. Если, конечно, это может тебя успокоить.

Колльберг наблюдал за своей женой через приоткрытую дверь кухни. Его жена была длинноногой женщиной с нормальной фигурой и спокойным характером. Она была именно такой, какую он всегда искал, но эти поиски заняли у него больше двадцати лет, и еще один год дополнительно понадобился ему для того, чтобы наконец решиться.

Она уже едва себя сдерживала, ей трудно было спокойно стоять на одном месте.

– Тридцать секунд, – пробормотала она. – Бессовестные лгуны.

Колльберг улыбнулся в темноте. Он знал, что через минуту сможет наконец забыть о Стенстрёме и красном двухэтажном автобусе. Впервые за последние три дня.

Мартину Беку не понадобилось двадцать лет для того, чтобы найти себе жену. Он познакомился с ней шестнадцать лет назад, она сразу же забеременела, и они так же быстро поженились.

Сейчас она стояла в дверях спальни, словно «мене, текел»[6], в помятой ночной рубашке, со следом подушки на лице.

– Ты кашляешь и сморкаешься так, что весь дом просыпается, – сказала она.

– Извини.

– И зачем ты куришь ночью? У тебя ведь и без того горло болит.

Он погасил сигарету и сказал:

– Мне жаль, что я разбудил тебя.

– Это не имеет значения. Самое главное, чтобы ты снова не подхватил воспаление легких. Будет лучше, если завтра ты останешься дома.

– Мне трудно это сделать.

– Пустые слова. Если ты болен, значит, не можешь работать. Надеюсь, в полиции есть еще кто‑то, кроме тебя. К тому же, по ночам ты должен спать, а не читать старые рапорты. То убийство в такси ты никогда не раскроешь. Уже половина второго! Убери эту потрепанную старую тетрадь и погаси свет. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – машинально сказал Мартин Бек, обращаясь к уже закрытой двери спальни.

Он нахмурился и отложил в сторону скоросшиватель с рапортами. Ошибкой было называть его потрепанной старой тетрадкой, поскольку это были протоколы вскрытия трупов; он получил их вчера вечером перед тем как уйти домой.