|
Обманная музыка русских рифм лицемерно выручала меня, подобно тем демонам, что нарушают черную тишь художнического ада подражаниями греческим поэтам или доисторическим птицам. Еще один и уже окончательный обман сопутствовал беловику, в котором чистописание, веленевая бумага и черная тушь на краткий срок приукрашивали мертвящие вирши. И подумать только - почти пять лет я упорствовал и попадал в западню, пока, наконец, не выгнал эту размалеванную, забрюхатевшую, покорную и жалкую служанку. Одевшись, я спустился вниз. Французское окно, выходящее на террасу, стояло раскрытым. Старик Морис, Ирис и Ивор сидели, смакуя мартини, в партере изумительного заката. Ивор кого-то изображал - обладателя престранного выговора и преувеличенных жестов. Изумительный закат не только сохранился в виде декорации к сцене, перевернувшей всю мою жизнь, но, возможно, дожил и до предложения, годы спустя сделанного мной моим английским издателям: выпустить настольного формата альбом восходов и закатов, добившись сколь можно более правдивых цветов, - собрание, которое имело бы и научную ценность, ибо можно бы было привлечь какого-нибудь дельного целестиолога, чтобы он обсудил образцы, взятые в разных странах, и проанализировал поразительные, никем пока не изученные различия в колористических структурах сумерек и рассветов. Альбом со временем вышел, дорогой и со сносными красками, но текст к нему написала какая-то неудачница, и ее умильная проза и заемная поэзия совершенно испортили книгу (Allan and Overton, London, 1949). Я простоял пару минут, рассеянно вслушиваясь в скрипучую декламацию Ивора и созерцая огромный закат. По его размывке - классических светло-оранжевых тонов - наискось прошаркивали иссиня-черные акульи туши. Особый блеск придавали этому сочетанию яркие, словно уголья, тучки, плывшие в лохмотьях и колпаках над красным солнцем, принимающим форму то ли шахматной пешки, то ли баллюстрадной балясины. "Смотрите, субботние ведьмы!", - едва не воскликнул я, но тут заметил, что Ирис встает и услышал ее слова: "Хватит уж, Ив. Морис его ни разу не видел, ты зря расходуешь порох." - А вот и нет, - возразил ей брат, - сию минуту они познакомятся тут Морис его и распознает (в глаголе слышались сценические раскаты), в том-то и штука!" Ирис сошла в сад по ступенькам террасы, и Ивор не стал продолжать своего скетча, который, когда я быстро прокрутил его вспять, обжег мне сознание ловкой карикатурой моего говора и манер. Странное я испытывал чувство: как будто от меня оторвали кусок и бросили за борт, как будто я рванулся вперед, одновременно отваливая в сторону. |
