Дело в том, что в начале 1613 года в Москве начал действовать избирательный Земский собор. Подле длительных дебатов 21 февраля было названо имя нового царя – Михаил Федорович Романов. Он и его мать Марфа были хорошо осведомлены о том, что царская казна разворована, поэтому потребовали от временного правительства принять все меры к возвращению похищенного. В свете новой ситуации Федор Андронов и все его родственники становились особенно провинившимися государственными преступниками. В это время Федор был переведен из разрядной тюрьмы на подворье к князю Федору Ивановичу Волконскому, поскольку в разряде ни кормить, ни охранять его было некому. Волконский отвечал за узника головой, поэтому посадил его в подклет и заковал в колодки.

Первое время Андронова стерегли очень тщательно, по потом все к нему привыкли и даже стали позволять знакомым его навещать. Дело в том, что князь не хотел кормить Федора за свой счет и надеялся, что посетители будут приносить либо деньги, либо продукты. Некоторые старые приятели не забывали узника. Приходили к нему воевода Афанасий Зиновьев, купец Григорий Фонарник, московские торгаши. Каширский дворянин Григорий Волохов даже сам попросил у Андронова помощь. Дело в том, что его отправляли в Вологду для сбора денег в казну, но средств на поездку у него не было (в то время командировочных не платили, и при выполнении правительственных указов приходилось тратить свои деньги на дорогу, жилье и еду). У заключенного, естественно, денег не было, но он дал Волохову грамоту к костромскому дьяку Марку Поздееву, который мог помочь.

Самым частым посетителем подклета был дядя хозяина Роман Волконский, уже давно ставший монахом. Он убеждал Федора принять постриг в каком нибудь отдаленном монастыре, например на Соловках. Это помогло бы ему избежать сурового наказания. Совет показался заключенному очень дельным. Он даже стал просить Федора Волконского похлопотать за него перед боярами. Но князь отказался, заявив, что это не его дело – вмешиваться в приговор. Все будет решаться по воле Бога, государя и Боярской думы. К тому же он ехидно добавил: «Почему ты не думал о постриге тогда, когда казну разорял?»

Отказ Волконского помочь узник истолковал по своему – князь сердится на него за то, что он не отдает долг – 70 рублей, истраченных на его содержание; чтобы задобрить своего хозяина, он решил попросить денег у Григория Фонарника. Однако хотя Григорий и был довольно сердобольным человеком, но деньги на ветер никогда не бросал. Он ведь знал, что Андронов не сможет сам ему их отдать. Чтобы окончательно не отказывать старому знакомцу, он предложил свою помощь в передаче писем родственникам, в первую очередь, сестрам, которые могли прислать деньги. Федор помнил, что Аксиния и Евфимия поехали в Ярославль, поэтому посоветовал Фонарнику отправиться именно туда. Для купца выполнить просьбу было нетрудно, поскольку он сам собирался посетить ряд волжских городов по торговым делам. Осторожный Андронов решил поставить в известность князя Волконского о том, что собирается писать сестрам и знакомым и что Григорий Фонарник готов их передать адресатам. Ф. И. Волконский не увидел никакого криминала в затее, тем более что он надеялся вернуть свои деньги. Поэтому он дал заключенному столбец бумаги, а перо и чернила позаимствовал у соседа, Дмитрия Плещеева.

Вскоре грамота к Евфимии и Аксинии была готова. В ней писалось следующее: «Государыням моим, сестрам Оксинье и Офимье Ивановым, брат ваш челом бью. Да поехал для моей нужды помощник моей беде Григорий Фонарник. И вам бы ему бить челом и об моей голове с ним посоветоваться да послать весть о здоровье Василия Пантелеевича (Болотникова) и об детях. А я вам, государыням моим, много челом бью». К этому письму была сделана приписка для Богдана Исакова и Трифона Морозова, которые, как полагал Андронов, также были в Ярославле: «Смилуйся, Богдан Исакович, с Трифоном поразмыслите вместе, как прислать мне 70 рублей или какого нибудь добра.