Оливер провожал его взглядом, пока он не скрылся в недрах церкви, притворив за собой массивную дверь. Затем он в одиночестве двинулся к своей машине. Он уселся в нее, закрыл дверь и сидел, радуясь тому, что остался наедине с самим собой. Теперь, когда завершилась церемония похорон, пришло осознание того, что Чарлз умер. С этим осознанием жить становилось легче. Теперь Оливер чувствовал себя не счастливее, конечно, но спокойнее, и ему было приятно, что сегодня пришло столько людей и, особенно, что здесь была Лиз.
Спустя некоторое время он неуклюже сунул руку в карман пальто, нащупал там пачку сигарет, вытащил одну и прикурил. Он глядел на пустынную улицу и говорил себе, что пора ехать, что у него еще есть кое-какие обязательства перед гостями. Люди будут его дожидаться. Он завел машину, включил передачу и выехал на улицу. Замерзшие водостоки хрустели под тяжестью заснеженных колес.
К пяти вечера ушел последний гость. Точнее, предпоследний. Старый «бентли» Дункана Фрэзера еще стоял перед входом, но Дункана вряд ли можно было считать гостем.
Проводив последнюю машину, Оливер вернулся в дом, захлопнул парадную дверь и прошел в библиотеку к уютно горевшему камину. Когда он вошел, Лайза, старый лабрадор, поднялась и подошла к нему через всю комнату, но поняв, что он не тот, кого она ждала, медленно вернулась на коврик у камина и улеглась там вновь. Это была собака Чарлза, и ее потерянный и заброшенный вид казался хуже всего остального.
Дункан, оставшись один, пододвинул кресло к огню и устроился поудобнее. Его лицо покраснело: возможно, от огня, но, скорее всего, от внутреннего жара, разлившегося по его телу после двух больших порций виски, которые он уже выпил.
В комнате, всегда имевшей запущенный вид, сейчас были видны следы чаепития, устроенного миссис Купер. Стол был сдвинут к дальней стене, и его белую камчатную скатерть усыпали крошки фруктового пирога. Повсюду стояли пустые чайные чашки, перемежавшиеся бокалами, которые предназначались для напитков более крепких, чем чай.
Когда Оливер вошел, Дункан поднял глаза, улыбнулся, вытянул ноги и произнес с сохранившимся характерным выговором своего родного Глазго:
— Пора и мне домой.
Тем не менее он не сделал попытки встать, и Оливер, остановившийся у стола, чтобы отрезать себе кусок пирога, попросил:
— Посидите еще немного. — Он не хотел оставаться один. — Расскажите что-нибудь про Лиз. И налейте себе еще стаканчик.
Дункан Фрэзер взглянул на свой пустой стакан, словно оценивая это предложение.
— Хорошо, — согласился он, как Оливер и ожидал, и протянул ему свой стакан. — Только немного. Но вы ведь сами ничего не выпили. Составьте мне компанию.
— Да, я тоже сейчас выпью.
Он поставил стакан на стол, нашел для себя еще один чистый, налил виски и слегка, не слишком щедро, разбавил их водой из кувшина.
— Вы представляете, я ее не узнал. Никак не мог понять, кто это. — Он перенес стаканы поближе к огню.
— Да, она изменилась.
— Она давно приехала?
— Пару дней назад. Она была в Вест-Индии у своей школьной подруги или кого-то еще. Я поехал в Прествик, чтобы ее встретить. Я не собирался ехать, но… Я подумал, что будет лучше, если я сам расскажу ей про Чарлза. — Он слегка усмехнулся. — Вы знаете, Оливер, женщины — забавные существа. Трудно понять, о чем они думают. Они держат все в себе, словно боятся, что что-нибудь просочится наружу.
— Но она ведь пришла сегодня.
— Да, она пришла. Но Лиз впервые пришлось столкнуться с тем, что смерть уносит людей, которых мы знаем лично, а не только по именам в газетах и колонках некрологов. Умирают друзья. Любимые. Может быть, она зайдет к тебе завтра или через пару дней… Не могу сказать наверняка…
— Она была единственной девушкой, на которую Чарлз когда-либо смотрел. |