Пока Коллин не испортила все.

— Мама делала папе минет, — вырывается у нее, а затем она заходится от ужасающего смеха.

Мне кажется, я кричу. Потому что эти слова никогда, никогда не должны звучать в одном предложении.

— У нас была хорошая ночь на игровых автоматах в AC, — кричит в ответ моя мама.— Мы праздновали, — затем ее тон становится отвратительно гордым.— Я все еще могу это сделать. Хотя, думаю, что снятие зубных протезов могло бы помочь.

Я ошеломлена, потеряла дар речи — боюсь сказать что-нибудь, что могло бы сделать все еще хуже. С моими мамой и папой всегда может быть хуже.

— Твои родители намного забавнее моих, — говорит Райан, и теперь он смеется вместе с моей сестрой

— Да ну? — я поднимаю брови.— Хочешь поменяться?

~ ~ ~

Возвращение домой в Лейксайд всегда кажется каким-то странным — все кажется меньше и в то же время совсем другим. В этот раз прошло больше времени с тех пор, как я возвращалась... годы. Я смотрю в окно, когда моя сестра везет нас из больницы в дом моих родителей, проезжая мимо улиц, которые я так хорошо знаю, и милых призраков, которые живут на каждом углу. Коллин рассказывает мне о последних событиях в городе — у кого родились дети, кто разводится. Несколько месяцев назад в аптеке Брюстера случился пожар, но они ее восстановили и покрасили в уродливый оранжевый цвет.

Это не было моим сознательным решением — реже бывать дома... Просто жизнь так сложилась. Первые несколько лет учебы у меня не было денег, мои родители оплачивали учебу в колледже за двоих, а билет на самолет из Калифорнии в Нью-Джерси стоил недешево. В первые дни благодарения и весенние каникулы я работала официанткой в закусочной неподалеку от кампуса и возвращалась домой только на Рождество.

Все было неплохо, мне нравился Сан-Диего — новизна, солнечный свет. А моя мама когда-то давно проделала путь автостопом из одного конца страны в другой, поэтому она всегда подбадривала нас с Коллин выбраться, посмотреть мир, свить собственное гнездо и познакомиться с птицами на других ветках, полетать…

Летом я начала участвовать в театральных постановках, так что возвращаться в Джерси в мае, когда заканчивался семестр, не было никакой возможности. Мой третий год обучения стал поворотным. С деньгами стало лучше, так как Коллин выпустилась, и я сняла квартиру за пределами кампуса. Мои родители приехали в гости и познакомились с Снаппером, моим соседом, страдающим глаукомой и имеющим карточку на медицинскую марихуану. Он был им как родная душа — клянусь, они бы усыновили его, если бы ему не было сорок семь.

Сейчас он живет в Орегоне, и мои родители до сих пор посылают ему рождественские открытки.

После выпуска я вернулась домой, чтобы быть подружкой невесты на свадьбе моей сестры. Но потом, я как бы стала для моей семьи оправданием для ежегодного отпуска. Их поездки в Калифорнию в конечном итоге превратились в то, что каждый год мы выбирали разные места для проведения каникул. Иногда это было озеро Тахо, иногда — Миртл-Бич... но лишь изредка — Лейксайд, штат Нью-Джерси.

На Мейн-стрит моя сестра делает два быстрых гудка, и Олли Мансон машет нам рукой. Я улыбаюсь и, прижимая руку к стеклу, машу в ответ.

Мой голос становится мягким.

— Олли все еще здесь, да?

Коллин при этом делает недоуменное лицо.

— Конечно, он здесь. Я бы сказала тебе, если бы с Олли что-то случилось.

Через несколько минут мы уже у подъездной дорожки дома моих родителей — то самое коричневое ранчо, в котором я выросла, с аккуратным двором, белыми плетеными креслами на крыльце и мамиными ветряными колокольчиками—ловцами снов, висящими возле двери.

— Итак, — моя сестра глушит машину, — нам нужно обсудить расписание.