Затем наступает тихое затишье... комфортное... но все же затишье, которое всегда наступает к концу разговора.

Я жестом показываю в сторону моей арендованной машины.

— Ну, я, наверное, должна...

— Да, — Гарретт кивает, глядя на мои руки, как будто что-то ищет.

Затем его голос становится тверже — он приобретает тот четкий, решительный тон, который был у него всегда, даже когда мы были молоды.

— Нам стоит как-нибудь потусоваться. Поскольку ты собираешься остаться в городе на некоторое время. И мы будем работать вместе. Мы должны наверстать упущенное. Поужинать или выпить в "У Чабби»... хоть раз легально. Это будет весело.

Мой взгляд находит его взгляд — глаза, на любви к которым я выросла. И мой голос тих и искренен.

— Я бы очень хотела этого.

— Круто, — он протягивает руку.— Дай мне свой телефон. Я напишу мой номер, чтобы он у тебя был. Дай мне знать, когда освободишься.

— Хорошо.

Я кладу свой телефон ему в руку, и он минуту нажимает на кнопки, потом отдает его обратно. Я кладу его в свою сумочку. А потом останавливаюсь и просто смотрю на него. Потому что было так много раз, так много дней, когда я думала о нем, когда задавалась вопросом и хотела иметь возможность посмотреть на него снова, хотя бы еще один раз.

Мой голос нежный, с придыханием.

— Я... я так рада снова видеть тебя, Гарретт.

И он снова смотрит на меня, наблюдает за мной, как в первый раз.

— Да. Да, Кэлли, это действительно так.

Мы задерживаем взгляд друг на друге на мгновение, принимая друг друга, впитывая эти новые, более старые версии себя.

Затем он открывает для меня дверь машины, и я тоже это вспоминаю. Он делал это все время, каждый раз, потому что мальчики Ирен Дэниелс были шумными, грубыми и немного дикими, но она воспитывала их правильно — быть мужчинами. Джентльменами.

Ощущение того, что меня ценят, защищают и заботятся обо мне, согревает меня, когда я забираюсь в машину, так же как это было всегда. Гарретт закрывает за мной дверь и стучит по капоту. Он дарит мне последнюю восхитительную улыбку и отступает назад.

Затем он стоит, скрестив руки, и смотрит, как я выезжаю с парковки и благополучно уезжаю.

Позже, когда я припарковалась на подъездной дорожке родителей, я вспомнила о своем телефоне. Достаю его из сумочки. И когда читаю, что написал в сообщении на свой номер Гарретт, я громко смеюсь, оставшись одна в машине:

Гарретт, ты еще горячее, чем я помню.

Я хочу сорвать с тебя одежду зубами.

~Кэлли

Нет, Гарретт Дэниелс ничуть не изменился.

И это замечательно.

Гарретт

— Ты выкрикивал ее имя в окно и бежал через парковку, чтобы поговорить с ней? Господи, может ты еще и бумбокс над головой держал? — спрашивает Дин.

— Заткнись, придурок.

— Почему бы тебе не позаимствовать костюм киски, в котором Меркл была на женском марше в прошлом году?

Меркл — это Донна Меркл, мега феминистка, учительница рисования в Лейксайде.

Я показываю ему средний палец.

Позже в тот же день мы сидим на моей пристани, ловим рыбу и пьем пиво, пока я рассказываю ему о том, как снова увидел Кэлли, об истории с ее родителями и о том, что в этом году она будет работать в школе на замене.

Дин качает головой.

— Просто будь осторожен с этим, Ди.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, я был здесь, чувак. Помню, каким ты был, когда вернулся из Калифорнии после того, как вы расстались. Это было жестко. И это еще преуменьшение.

Я тянусь вниз, туда, где Снупи лежит на причале, и чешу ему живот. Он переворачивается, чтобы дать мне полный доступ, бесстыжий ублюдок.