Вариантов не просматривалось. В туалет выпускали по одному, да и то под охраной.

К тому же там он уже побывал. Можно соврать про несварение, но эти гады могут проверить "доказательства".

– Слабительного бы, – размечтался Сафа.

На помощь неожиданно пришел анналист.

– А вот оно! – бесхитростно указал Макс на имевшийся в наличие водоросль. – Сильное натуральное средство. Древние сумитские моряки только им и лечились.

Сафа выхватил у него ценный продукт, украдкой размельчил и сунул в свою пайку.

– Ты что с ума сошел? Умереть можешь, – предупредил в ужасе Макс.

– Точно, совсем не обязательно есть отраву самому, – согласился Сафа, находя глазами голодного толстяка.

– Ты не сделаешь этого, это не гуманно.

– Еще как сделаю, – усмехнулся Сафа. – Ничему ему не будет. Надо вести правильный образ жизни.

Он сунул чашку соседу и попросил передать. Макс хотел что-то вякнуть, и он слегка ткнул его локтем. Видно что-то переборщил, потому что хромой посинел, и некоторое время не мог нормально дышать.

Опять он обидел убогого. В первый раз это случилось в коридоре больницы, когда он толкнул его, и тот упал голой задницей на пол. Что- то часто ему от меня достается, подумал Сафа.

Чашка тем временем дошла до жирного, который схавал ее с оперативным интересом.

Не прошло и минуты, как, облизав пустую тарелку, толстяк откинул ненужный инструмент в сторону, угодив в кого-то. Тот, было, возмутился, но связываться с хряком не решился.

– Началось, – в ужасе прошептал Макс.

Хряк икнул на весь дансинг и замер, выпучив глаза, но лишь на мгновение. С небывалой для его комплекции скоростью он оказался на ногах, и, прижимая ладошку, крохотную по сравнению с необъятным задом, с грациозностью слона засеменил к выходу.

Так как поднимать ноги чересчур высоко в его положении было чревато легко предсказуемыми последствиями, то он непринужденно наступал на конечности оказавшихся на его пути несчастных. Очень быстро поднялся ор. Обозленный мужик вскочил и влепил пендаля, который жиртрест проигнорировал.

На ходу рубашка бедняги стала темной от пота. Волосы липли к голове, толстяка мутило, качало. Он, уже не соображая, что делает, расстегнул штаны, под которыми обнаружились необъятных размеров труселя.

На него уже открыто орали, впрочем, он уже ничего не слышал. За два шага до выхода окончательно обессилев, он рухнул на пол, который ощутимо качнуло.

– В туалет! – выл он, не имея сил подняться.

Крайний вахтовик забарабанил в дверь, требуя, чтобы жирного выпустили, иначе здесь начнется фирменный бунт. Все уже были на ногах, орали каждый свое. Сафа под шумок пробрался к самому выходу. Матрос пригрозил, что позовет Зарембу.

– Жирный сейчас тут все изгадит, тебя самого Заремба за борт выбросит за это! – выкрикнул Сафа из-за спин.

Его подержали десятки голосов, обладатели которых не хотели ютиться в одной комнате с кучей дерьма.

– Не вертеться! Иди на корму! – заладил матрос, отперев люк.

– Он не может вертеться! – ответили ему. – И идти не может! Надо его вытащить!

– Не вертеться! – вторил матрос, но не так уверенно.

Вперед неожиданно выступила широкоплечая фигура Никитоса.

– Его нести надо! Вчетвером!

Он выставил перед лицом матроса ладонь с четырьмя оттопыренными пальцами. Матрос осторожно, будто змею щупал, прижал два пальца обратно. Но Никитос остался неумолим.

– Вчетвером надо! Вдвоем не поднимем!

Толстяк неожиданно выгнулся дугой и натужился.

– Давайте быстрее, он сейчас тут такое родит! – в панике закричал крайний вахтовик.