Изменить размер шрифта - +
Кости… Слышишь, как хрустят суставы?

Он вертит головой, разминает плечи. Слуга со вздохом замечает:

– Два дня у нас ни крошки во рту не было. Глаза мои от голода перестали видеть.

– А ты их закрой и тогда перестанешь видеть оттого, что они закрыты, а не от голода.

Рамондо послушно закрывает глаза, но тотчас открывает и очумело смотрит на хозяина.

– Не могу, господин.

– Почему же?

– Стоит закрыть глаза, как я вижу дьявола.

Никомед, сделав повелительный жест, приказывает:

– Закрой!

Слуга подчиняется.

– Видишь дьявола?

Прежде чем ответить, Рамондо несколько мгновений сидит с закрытыми глазами.

– Вижу.

– Какой он?

– Красный.

– Так! Дальше!

– У него седая борода, толстый нос, жидкие волосы… Не знаю, говорить вам или нет… Но, по-моему, он похож на вас.

Никомед сохраняет полное спокойствие.

– Не бойся. Совершенно естественно, что слуга наделяет дьявола физиономией своего хозяина.

Рамондо хихикает:

– Ну да, физиономия у него точь-в-точь ваша.

– С козлиными рогами…

– Ага, с рогами, – соглашается Рамондо и хохочет в открытую.

– По-твоему, дьявол такой уж смешной?

Рамондо, не открывая глаз, продолжает смеяться.

– Мне смешно потому, что у него ваше лицо.

Никомед начинает терять терпение.

– Открой глаза, stultus famulus, homo stultissimus .

Рамондо открывает глаза.

– Вы уж простите, господин, наверно, это у меня от голода. Да, не иначе как от голода.

– Это ненависть, Рамондо. Ненависть слуги к хозяину – самая древняя, самая сильная, самая неодолимая, самая человечная из всех видов ненависти.

Со стороны замка до них долетают звуки заунывной песни.

Рамондо сразу же оборачивается и вытягивает шею.

Вдали, за окружающим замок рвом он видит беременную девчонку, развешивающую белье, и вздыхает:

– Я бы тоже мог быть сейчас в замке и помогать ей развешивать белье или даже заниматься чем-нибудь поинтереснее.

Потом, забыв о своей наготе, Рамондо вскакивает и начинает махать руками, чтобы привлечь к себе внимание девушки.

– Эй… эй!…

Та сразу замолкает, а Никомед строго выговаривает слуге:

– К счастью, здесь нет никакого замка: у нас за спиной стены Антиохии. А если бы там действительно оказалась какая-то девушка? Стыдись! Тоже мне красавец нашелся!

– Я мужчина, господин, и при мне все, что нужно мужчине, чтобы сделать девушку счастливой.

Энергичным жестом Никомед берет Рамондо за руку и поворачивает его лицом к себе, спиной к замку.

Рамондо несколько раз закрывает и открывает глаза.

– Интересно, что это ты делаешь? – спрашивает Никомед.

Рамондо сидит перед ним с закрытыми глазами.

– Сам не знаю, господин. Вот закрою глаза и вижу дьявола с вашим лицом, открою – вижу вас, моего хозяина, с лицом дьявола.

– До чего же ты должен меня ненавидеть, если я представляюсь тебе в обличье дьявола. А ведь Демокрит утверждал, что все люди по сути своей одинаковы, хотя в мелочах могут и различаться: все дело в разных комбинациях атомов…

– Суть-то, может, и одинаковая, господин, но мелочи – ох какие разные: один человек – слуга, другой – хозяин. А это знаете какая разница? Уж можете мне поверить! Я совсем не такой, как вы, потому что родился рабом, рабом и останусь.

Никомед протестует:

– Может, скажешь, например, сейчас, в чем разница между тобой и мной? Мы идем вместе по одной и той же дороге, делим еду пополам, вместе страдаем от холода и голода, вместе попали под дождь, и оба вымокли до нитки… И вот теперь оба дрожим от холода… Все одинаково…

Рамондо мотает головой и не сдается:

– Нет, не одинаково…

– Как же не одинаково? Мы сидим с тобой оба голые и ждем, когда высохнет наша одежда, чтобы можно было продолжить наш путь через Ливанские горы к Баальбеку.

Быстрый переход