— Чушь какая-то!

— Отнюдь, — возразила Чарли. — Мы все знаем, что ты собираешься покинуть нас.

— С чего вы так решили?

— Все не так, как прежде. С той поры, как ты распорядился перепахать поле конопли. Ты изменился, Пастырь. Вот мы и подумали, что ты вернешься к нам, если мы вновь соберемся вместе.

Он вылез из кровати, закурил. Повернулся к Чарли.

— Кто тебе все это напел?

— Никто. Но община в печали. Половина наших хочет уйти до того, как уйдешь ты. Пастырь затянулся.

— И вы думаете, что все придет в норму, если вы забеременеете?

— Именно так.

— Я никуда не собираюсь уходить. Так что выметайтесь отсюда и скажите это всем. Можете также сказать им, что с жалобами пусть приходят ко мне.

По щекам Чарли покатились слезы.

Он посмотрел на других девушек. Они тоже плакали. Покачал головой. Ну как же заставить их понять?

— Ты не сердишься на нас, Пастырь? — спросила Чарли.

— Не сержусь. Вы все мои дети.

— Мы любим тебя, Пастырь. — Сара взяла его руку, поцеловала.

Мелани взяла его вторую руку.

— Мы просто хотели побыть с тобой, как бывало раньше.

— Вы сейчас со мной. Ничего не изменилось.

— Позволь нам остаться с тобой, Пастырь, — взмолилась Мелани. — Обещаем, что такого больше не повторится.

Через ее голову он взглянул на Чарли. Та все еще плакала.

— Хорошо, — мягко ответил он. — Потушите свечи и давайте ложиться спать. Но сон так и не пришел к нему, и лишь утром, увидев бородатых мужчин в широкополых черных шляпах, вылезающих из автомобиля, остановившегося у дома собраний, он наконец понял, чем вызвана его тревога.

То были брат Эли и брат Сэмюэль из церкви Сынов Господа, и Пастырю сразу стало ясно, кому продал Дом Сунг брикеты прессованной марихуаны.

ГЛАВА 7

Красная кожа сидений белого «кадиллака» блестела в лучах утреннего солнца. Пастырь подошел со стороны сиденья водителя, наклонился, посмотрел на регистрационный талон, прикрепленный к приборному щитку клейкой лентой. Машина принадлежала церкви Сынов Господа из Сан-Франциско. Он выпрямился и зашагал к дому собраний.

Тарц сидел за столом вместе с обоими гостями. Мужчины, в черных рубашках и брюках, с черными окладистыми бородами, не сняли шляп. Они поднялись, когда Пастырь вошел в комнату.

Пастырь не протянул им руки.

— Брат Эли. — Кивок. — Брат Сэмюэль. — Опять кивок.

Брат Эли, пониже росточком, улыбнулся.

— Пастырь, как приятно вновь увидеть тебя.

Ответной улыбки не последовало.

— Мы слышали, ты побывал в городе, — добавил брат Сэмюэль. — Почему ты не заглянул к нам?

— Не было повода, — коротко ответил Пастырь.

— Но ты провел в городе три дня, — вставил брат Эли. — Мог бы и заехать. Ты знаешь, как высоко ценит тебя брат Роберт. Он полагает, что никто не служит Богу с таким усердием, как ты.

Пастырь ответил долгим взглядом, затем сел по другую сторону стола. Закурил, откинулся на спинку стула. Лицо его оставалось суровым.

— Я уверен, что брат Роберт послал вас сюда не для того, чтобы передать мне эти слова.

Брат Эли многозначительно взглянул на Тарца, затем глаза его вернулись к Пастырю.

— Он хотел, чтобы мы поговорили с тобой наедине.

— В общине Дом Господний у нас нет секретов друг от друга. Вы можете говорить свободно как при нем, так и при любом другом из моих детей.