«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?»

         «Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:

         Он в темной короне, с густой бородой».

         «О нет, то белеет туман над водой».

         «Дитя, оглянися; младенец, ко мне;

         Веселого много в моей стороне:

         Цветы бирюзовы, жемчужны струи;

         Из золота слиты чертоги мои».

         «Родимый, лесной царь со мной говорит:

         Он золото, перлы и радость сулит».

         «О нет, мой младенец, ослышался ты:

         То ветер, проснувшись, колыхнул листы».

         «Ко мне, мой младенец; в дуброве моей

         Узнаешь прекрасных моих дочерей:

         При месяце будут играть и летать,

         Играя, летая, тебя усыплять».

         «Родимый, лесной царь созвал дочерей:

         Мне, вижу, кивают из темных ветвей».

         «О нет, все спокойно в ночной глубине:

         То ветлы седые стоят в стороне».

         «Дитя, я пленился твоей красотой:

         Неволей иль волей, а будешь ты мой».

         «Родимый, лесной царь нас хочет догнать;

         Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать».

         Ездок оробелый не скачет, летит;

         Младенец тоскует, младенец кричит;

         Ездок погоняет, ездок доскакал…

         В руках его мертвый младенец лежал.

ГРАФ ГАПСБУРГСКИЙ

         Торжественным Ахен весельем шумел;

         В старинных чертогах, на пире

         Рудольф, император избранный, сидел

         В сиянье венца и в порфире.

         Там кушанья рейнский фальцграф разносил;

         Богемец напитки в бокалы цедил;

         И семь избирателей, чином

         Устроенный древле свершая обряд,

         Блистали, как звезды пред солнцем блестят,

         Пред новым своим властелином.

         Кругом возвышался богатый балкон,

         Ликующим полный народом;

         И клики, со всех прилетая сторон,

         Под древним сливалися сводом.