Изменить размер шрифта - +

         Мехов, атласа, серебра

         И на виду и под замками.

         Но Кочубей богат и горд

         Не долгогривыми конями,

         Не златом, данью крымских орд.

         Не родовыми хуторами:

         Прекрасной дочерью своей

         Гордится старый Кочубей.

         И то сказать: в Полтаве нет

         Красавицы, Марии равной.

         Она свежа, как вешний цвет.

         Взлелеянный в тени дубравной;

         Как тополь киевских высот,

         Она стройна. Ее движенья

         То лебедя пустынных вод

         Напоминают плавный ход,

         То лани быстрые стремленья;

         Как пена грудь ее бела,

         Вокруг высокого чела.

         Как тучи, локоны чернеют,

         Звездой блестят ее глаза,

         Ее уста, как розы, рдеют.[11 - У Пушкина: «Ее уста, как роза рдеют» (т. II, стр. 264).]

         Но не единая краса

         (Мгновенный цвет!) молвою шумной

         В младой Марии почтена:

         Везде прославилась она

         Девицей скромной и разумной.

         Зато завидных женихов

         Ей шлет Украйна и Россия;

         Но от венца, как от оков,

         Бежит пугливая Мария.

 

Обращаясь к отдельным красотам «Полтавы», не знаешь, на чем остановиться – так много их. Почти каждое место, отдельно взятое наудачу из этой поэмы, есть образец высокого художественного мастерства. Не будем вычислять всех этих мест и укажем только на некоторые. Хотя казак, влюбленный в Марию, и есть лицо лишнее, введенное в поэму для эффекта, тем не менее его изображение (от стиха: «Между полтавских казаков» до стиха: «И взоры в землю опускал») представляет собою необыкновенно мастерскую картину. Следующий затем отрывок, от стиха: «Кто при звездах и при луне» до стиха: «Царю Петру от Кочубея» – выше всякой похвалы: это вместе и народная песня, и художественное создание. Кочубей, ожидающий в темнице своей казни, его разговор с Орликом (за исключением того, что говорит сам Орлик) – все это начертано кистию столь широкою, могучею и в то же время спокойною и уверенною, что читатель не знает, чему дивиться: мрачности ли ужасной картины или ее эстетической прелести. Можно ли читать без упоения, столько же полного грусти, сколько и наслаждения, эти стихи:

 

         Тиха украинская ночь.

         Прозрачно небо.

Быстрый переход