Прозрачно небо. Звезды блещут.

         Своей дремоты превозмочь

         Не хочет воздух. Чуть трепещут

         Сребристых тополей листы.

         Луна спокойно с высоты

         Над Белой Церковью сияет

         И пышных гетманов сады

         И старый замок озаряет.

         И тихо, тихо все кругом;

         Но в замке топот и смятенье.

         В одной из башен, под окном

         В глубоком, тяжком размышленье,

         Окован Кочубей сидит

         И мрачно на небо глядит.

         Заутра казнь. Но без боязни

         Он мыслит об ужасной казни,

         О жизни не жалеет он:

         Что смерть ему? желанный сон.

         Готов он лечь во гроб кровавый.

         Дрема долит. Но, – боже правый!

         К ногам злодея, молча, пасть,

         Как бессловесное созданье.

         Царем быть отдану во власть

         Врагу царя на поруганье,

         Утратить жизнь и с нею честь,

         Друзей с собой на плаху весть,

         Над гробом слышать их проклятья,

         Ложась безвинным под топор.

         Врага веселый встретить взор

         И смерти кинуться в объятья.

         Не завещая никому

         Вражды к злодею своему!..

         И вспомнил он свою Полтаву,

         Обычный круг семьи, друзей,

         Минувших дней богатство, славу

         И песни дочери своей.

         И старый дом, где он родился,

         Где знал и труд, и мирный сон,

         И все, чем в жизни насладился,

         Что добровольно бросил он,

         И для чего?

Ответ Кочубея Орлику на допрос последнего о закрытых кладах был расхвален даже присяжными хулителями «Полтавы», и потому мы не говорим о нем. Кочубея пытают, а Мазепа в это время сидит у ног спящей дочери мученика и думает:

         Ах, вижу я: кому судьбою

         Волненья жизни суждены,

         Тот стой один перед грозою.