|
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Единственный мой бог и сердца властелин, Я был твоим жрецом, Киприды милый сын! До гроба я носил твои оковы нежны, И ты, Амур, меня в жилища безмятежны, В Элизий приведешь таинственной стезей, Туда, где вечный май меж рощей и полей; Где расцветает нард и киннамона лозы И воздух напоен благоуханьем розы; Там слышно пенье птиц и шум биющих вод; Там девы юные, сплетяся в хоровод, Мелькают меж древес, как легки привиденья; И тот, кого постиг, в минуту упоенья, В объятиях любви неумолимый рок. Тот носит на челе из свежих мирт венок. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Но ты, мне верная, друг милый и бесценный, И в мирной хижине, от взоров сокровенной, С наперсницей любви, с подругою твоей, На миг не покидай домашних алтарей. При шуме зимних вьюг, под сенью безопасной. Подруга в темну ночь зажжет светильник ясной И, тихо вретено кружа в руке своей, Расскажет повести и были старых дней. А ты, склоняя слух на сладки небылицы. Забудешься, мой друг; и томные зеницы Закроет тихий сон, и пряслица из рук Падет… и у дверей предстанет твой супруг, Как небом посланный внезапно добрый гений. Беги навстречу мне, беги из мирной сени, В прелестной наготе явись моим очам. Власы, рассеянны небрежно по плечам. Вся грудь лилейная и ноги обнаженны… Когда ж Аврора нам, когда сей день блаженный На розовых конях, в блиставши принесет И Делию Тибулл в восторге обоймет?
Элегия, из которой сделали мы эти выписки, не означена никакою цифрою. Она вся переведена превосходно, и если в ней много незаконных усечений и есть хотя один такой стих, как:
Богами свержены во области бездонны,[8 - У Батюшкова: «Богами ввержены во пропасти бездонны» (т. |
