И вдруг такое признание вины – открытое, беззастенчивое, хоть и молчаливое! Всего через два месяца после смерти родного сына Благожиту еще полагалось бы ходить «в печали», а он нарядился в платье из русского городца, разоренного самым беззаконным образом! Вопреки уговору, по которому Благожит обещал Перезвану мир и безопасность на своей земле. И теперь, когда уже пролилось столько крови с обеих сторон, Благожит, этот миролюбивый «внук своих дедов», бахвалится перед ней, княгиней киевской, плодами своего беззакония!

Не ожидавшая такой наглости, Эльга даже растерялась было. Заготовленные речи пришлось отбросить и как можно быстрее решать, как теперь быть.

Но не растерялся Мистина: он сделал знак Хрольву, тот – гридям. Десяток их живо встали у ворот, готовые охранять путь к отступлению или сдерживать натиск снаружи; другой продвинулся дальше, чтобы вместе с передовым встать стеной между своими князьями и чужими. Несколько мгновений – и на площадке городца со всех сторон уже виднелись стены щитов, маленькая ходячая крепость вокруг княгини и ее сына. Теперь дружина готова встретить любые последствия этого бахвальства.

Старейшины дреговичей застыли перед идолами. Оружия при них не было, только резные посохи с бородатыми головами. Впереди всех стояла молодая, яркая, привлекательная женщина в пышном наряде: красная плахта, красный узорный пояс, вышитая сорочка, сложно уложенный вокруг головы плат из тончайшего белого льна, с длинными концами, бронзовые бусины на колечках очелья. В руках она держала рог, но теперь, видя передвижение вооруженных русов, попятилась.

Несколько мгновений никто не знал, что сказать. Положенные обычаем слова приветствия застыли на устах. Слышался лишь шум перестроения и удивленные, опасливые восклицания.

– Что вы делаете? – вперед шагнул рослый, плотный мужчина с полуседой бородой, но крепкий и с твердым взглядом серых глаз – это был Путислав. – Вы же клялись, что с миром пришли!

– Здесь на вас зла не мыслят! – обратился к Эльге Чудислав, которого она только сейчас увидела среди знатных дреговичей. – А я именем князя своего поклялся, что и вы с миром идете, так не опозорьте нас обоих на старости лет!

– И мы ждали, что нас встретят по добру! – с надменным и оскорбленным видом ответила Эльга, не сходя с лошади, которую придерживали двое ее телохранителей. – И что я вижу? – Она устремила на Благожита вызывающий взгляд.

– Вот князь Благожит, – Чудислав указал ей на главу хотимиричей. – Вот это – Путислав, воевода. Это – родичи княжьи, Обаюн, Добычад, Целогость, Тугомер, Начеслав, Требогость… Другие – сродники их и ближники. Весь товар лицом – неужто не угодили? – улыбнулся он, скрывая за улыбкой беспокойство, не обманули ли и его русы притворным миролюбием.

– Товар! – воскликнула Эльга. По рядам русов пробежал негодующий ропот: убийц княжеских оружников из Перезванца киевские гриди считали своими кровными врагами.