И – самую малость – веселые. А значит – все действительно шло как нельзя лучше.
На всякий случай Ральф проверил тесак: тот пребывал, как и полагается, за голенищем правого сапога.
– Ну, пойдем, – сказал Ральф, вставая и запрыгивая на парапет, а потом на сходню-асигут, которую альбионцы упрямо именовали «трапом».
Принц, Альмея и скелеты успели скрыться во чреве откопанной «Капудании». Ральф едва протолкался; впрочем, ближе к полусгнившему остову перед ним и кассатом принялись расступаться, иногда даже прикрикивая на стоящих впереди: «Эй, штарха пропустите! Штарха!»
Пехотинцы слово «штарх» почему-то запомнили быстро и охотно, в отличие от матросов, которые упрямо продолжали именовать Зимородка то лоцманом, то штурманом.
Ральф подоспел как раз вовремя.
– …не стану юлить, маленький принц. Кому как не мне знать что и где хранилось на «Капудании»? Вон там и вон там ты действительно не найдешь ничего, кроме потускневших монет и золотых побрякушек с каменьями.
Говорил, конечно же, предводитель скелетов.
«Капудания» лежала не то чтобы на ровном киле (или его остатках), крен на левый борт все-таки присутствовал. Но весьма и весьма незначительный. Корпус корабля был трачен временем, однако если вспомнить сколько именно лет ему довелось лежать под водой, да больше чем наполовину в песке – следовало отметить, что сохранился он просто на диво. Не знай Ральф доподлинно, что турецкий флагман затонул еще до катастрофы, решил бы, что на дне он провалялся лет от двадцати четырех до тридцати шести, вряд ли больше.
Те немногие, которые осмелились спуститься вниз, пребывали сейчас под второй фаштой, ближе к пупе – вероятно, вблизи офицерских камор.
Задняя часть «Капудании» вообще сохранилась лучше – прова была разворочена взрывом, из-за чего, собственно, корабль и затонул. Однако самое ценное традиционно хранилось ближе к милому знатной части экипажа юту.
– Черт возьми, прекратите называть меня маленьким! – возмутился наконец Александр. – Нет спору, мои кости помоложе ваших будут, да и плоть моя пребывает в куда лучшей сохранности, нежели у вас и вашего сброда…
– Хорошо, больше не буду. Тем более, что мы пришли, – неожиданно покладисто ответил Капудан-паша, тем не менее не торопясь перейти в общении с принцем с несколько зловещего «ты» на вполне светское «вы».
– Видишь эту дверь?
– Не слепой, – буркнул Александр, явно недовольный, что с ним обращаются словно со щенком-баронетом.
– Знаешь, что за ней?
Принц на миг задумался, косясь на останки огромных пузатых бочек по обе стороны двери.
– Крюйт-камера? – неуверенно предположил он. – Кормовая. Носовая-то, как я вижу, шарахнула…
– Молодец, парень! – предводитель скелетов одобрительно кивнул. – Кое-что смыслишь в старинных кораблях. Входи! Да не бойся, весь порох, который там хранился, отсырел еще во времена древних.
Александр неуверенно потоптался перед дверью, потом оглянулся и поманил Исмаэля Джуду.
Начальник стражи послушно приблизился, внимательно взглянул сначала на дверь, потом на принца.
А потом протянул руку и легонько надавил на дверь.
Дерево под его нажимом жалобно скрипнуло. Ральф даже задумался – а может ли скрипеть дерево, пролежавшее под водой века? Но так или иначе – звук растекся окрест крюйт-камеры, а Зимородок решил больше ничему не удивляться. |