– Ну, вот, – довольно сказал Алекс уже на улице, жмурясь на керкинитское солнце. – Самое тоскливое позади. Терпеть не могу званые обеды и деловые разговоры! Скукотища. В книжную лавку заскочим или не по пути?

    Он часто перескакивал с темы на тему вот так, почти мгновенно, меняя лишь интонацию.

    – Можно и заскочить, – пожал плечами Ральф. – Не думаю, что обед у Гартвига закончится быстро.

    – Дядя твердо намерен отплыть уже сегодня вечером. Или моряку полагается говорить «отойти»? Я вообще-то не моряк…

    – Это заметно, – улыбнулся Ральф. – Но наверняка вы знаете и умеете что-нибудь такое, чего не знают и не умеют остальные, не так ли?

    Алекс запрокинул голову и коротко рассмеялся.

    – Подозреваю, что так. Надеюсь, по крайней мере… Кстати, вы заметили, что дядя, едва успев хорошенько разглядеть саутхэмптонский диплом, сразу же машинально принялся обращаться к вам на «вы»?

    Заба…

    – Эй, голодранцы, с дороги! – неожиданно рявкнул кто-то из-за спин.

    Алекс обернулся так резко, что Ральфа обдало коротким порывом горячего полуденного воздуха.

    Четверка рабов влекла изящный, весь в шелках, паланкин. Чуть впереди не шел даже, а шествовал апитор в тончайшей бирюзовой мантии и красном тюрбане, украшенном пером цапли. В общем, расфуфыренный дальше некуда.

    Зимородок непроизвольно напрягся. Назвать аристократа из метрополии голодранцем – это апитор не подумавши сделал. Слепой он, что ли – взглянул бы хоть на отделанную кружевами рубашку Александра.

    Истинная причина ошибки апитора крылась в другом: тюрбан просто то и дело сползал на глаза и в момент возгласа апитор как раз поправлял его прямо на ходу. Жара, проклятая жара! Но ни Ральф, ни Александр, естественно, этого знать не могли.

    В следующую секунду грянул выстрел из пулевика и тюрбан апитора вмиг оказался в ближайшей подворотне, прямо в пыли. Шагах эдак в двенадцати-пятнадцати. Апитор запнулся и встал; рабы с паланкином тоже. Откуда-то из хвоста процессии проворно вынырнули два полуголых горца с кинжалами в руках и пистолетами за поясом, однако с противоположной стороны улицы немедленно показались четыре мушкетера в форме солдат метрополии и невысокий коренастый человечек в мундире лейтенанта да при шпаге.

    Горцы тут же остановились в нерешительности. Несколько секунд все оставались неподвижными – исполненный холодной ярости Александр (ноздри его трепетали, губы были крепко сжаты), побелевший от испуга апитор, растерянные рабы. И тут Ральф понял, что нужно сглаживать ситуацию.

    – Милейший! – укоризненно обратился Ральф к апитору. – Вы, часом, не перегрелись на солнце? Кого это вы назвали голодранцем? – и Зимородок всем корпусом развернулся к Александру словно бы призывая приглядеться к нему повнимательнее.

    Апитор побледнел еще сильнее. Вряд ли он распознал в Ральфе штарха, но моряка не распознать было трудно. И вдруг – такие речи от моряка!

    Легко было представить, что творилось в мыслях апитора.

    В следующее мгновение шелка, закрывающие окошко паланкина, отодвинула чья-то маленькая рука и в окошке показалось лицо.

    Женское. Точнее – девичье, ибо обладательница его была молода. И прекрасна.

    Ральф не знал ее. Штархи не вхожи в высший свет, но местных красавиц даже простолюдины часто знают в лицо.

    Александр, приготовившийся было отпустить в адрес апитора что-либо гневное или ядовитое, так ничего и не произнес.