Ральф на какое-то время задумался.

    – Как вам сказать… С моей точки зрения – нет, не постыдно. Однако люди горазды сочинять о нас разные гадости. А в гадости многие верят особенно охотно, так уж повелось. Нас не понимают, Алекс. А непонятного толпа боится. А раз боится – значит и ненавидит. И, потом, меня нельзя назвать богачом, однако умение штарха приносит достаточно денег, чтобы быть богаче любого лавочника или трактирщика, не говоря уж о простых матросах, солдатах или мастеровых. И если матросы знают о нас достаточно, дабы кое-как уважать, по крайней мере не выражать неприязнь открыто, то о людях сухопутья, горожанах и селянах, я это сказать, увы, не могу.

    Александр только вздохнул.

    Едва они миновали ворота постоялого двора, под ноги лохматым клубком ринулся Банберс. Пес звонко лаял, но вовсе не зло – похоже он заскучал, застоялся и не прочь был поиграть с кем-нибудь. Ральф для этого вполне годился; даже присутствие незнакомца-Алекса псину ничуть не смутило.

    Ральф потрепал Банберса по холке. Тот принялся ловить зубами руку и беззлобно рычать. Хвост его с силой мотылялся из стороны в сторону.

    – Экая зверюга, – проворчал Александр опасливо. – Он меня не цапнет?

    – Да он балуется, – усмехнулся Ральф. – Ладно, ступай, Банберс!

    Ступай, давай!

    Зимородок несильно хлопнул зверюгу по крупу и легонько отпихнул.

    Ральф и Александр сделали несколько шагов в направлении кассаториума и пес тут же отстал. Он остановился, пригнул голову и даже хвостом вилять перестал. Поза его слегка напоминала стойку охотничьей собаки (хотя Банберс на настоящей охоте сроду не бывал) и это не ускользнуло от внимания Александра.

    – Хм… – заметил принц. – По-моему, эта псина опасается того, кто обитает в сарае!

    – Это не сарай, это кассаториум, – уточнил Ральф. – Но вы правы, кассатов избегает абсолютно вся живность, включая даже блох. И комарье их не кусает, представляете?

    – Скажите пожалуйста! – пробормотал Александр. – Вы меня окончательно заинтриговали, Ральф. Показывайте это чудо. Надеюсь, при виде его я не помчусь прочь сломя голову – я ведь тоже в определенном смысле живность…

    В этот самый момент Ральф отворил дверь, а спустя секунду взгляды Александра и кассата встретились.

    Георг Берроуз, принц Моро, Лондиниум, весна года 864-го (тремя месяцами ранее).

    – Ваше Величество, вы звали меня?

    – Заходи сын! Эй, кто-нибудь, принесите принцу кресло и подите вон!

    Придворный лекарь, опередив слуг, метнулся в угол. Спустя несколько секунд Георг присел у изголовья королевского ложа, на котором чуть более трети века назад был зачат.

    – Эй, погодите! Еще одно кресло!

    Лекарь снова опередил слуг – пару секунд назад те кинулись к выходу трусцой, лекарь же – всего лишь шагом.

    Второе кресло он поставил левее кресла Георга.

    Значит, король ждал кого-то еще.

    «Эрика? Финнея? – размышлял Георг, вглядываясь в неподвижное лицо отца. – Вряд ли. Наверное, кого-то из советников, причем вернее всего Иткаля. Или, что тоже возможно, министра Люциуса Микелу, но скорее все-таки советника».

    Георг мыслил рационально, как и подобает стратегу, поэтому нельзя сказать, что он угадал. Он предугадал.

    Лязгнули, размыкаясь, алебарды за неплотно прикрытыми дверьми и вошел советник Иткаль – худой и высокий, как эборакумская горная ель.