-  Дима, Димочка! - закричала она. - Дима, очнись же!

    Дим Димыч, узнавая ее, робко улыбнулся.

    -  Спасибо, Пончик, - сказала она Пашке. - Я не знаю, как… - и с ненавистью посмотрела на Леониду.

    Леонида стояла, отрешенная, там, где кончался мост и начиналась поблескивающая дорога. Ее хитон, грязный и прожженный, свисал с плеч неподвижно - хотя жгучий ветер с пустоши здесь, наверху, был силен. Дракон, воя, уже не полз по кругу, а крутился на месте: его левые лапы судорожно царапали землю, а правые волочились, цепляясь. Что-то еще изменилось в пейзаже, но Пашка не мог понять, что. Потом Леонида с трудом приоткрыла рот и сказала, не глядя ни на кого:

    -  Все. Уходите.

    -  А остальные? - спросил Пашка.

    -  Нет остальных, - вместо Леониды ответила Татьяна.

    -  Уходите, - повторила Леонида. - Уже начинается…

    Тихий, но покрывающий все звук возник ниоткуда. От него тяжестью налились ноги, а вокруг стало пусто и холодно.

    -  Бежим, - сказала Татьяна, сделала шаг в сторону Леониды и вдруг остановилась.

    -  Не туда, - еле ворочая языком, сказала Леонида. - Через мост… в башню…

    -  А вы? - задохнулся Пашка.

    -  Бегите… хорошие… бегите… скорее…

    С трудом, не понимая, что делается с ногами, с головой, Пашка потащился через мост. Овальное отверстие ворот медленно плыло навстречу. Татьяна догнала его и вцепилась в рукав. Другой рукой она держала Дим Димыча.

    -  Танька… что это?..

    -  Потом, Пончик… потом… скорее… сил уже нет…

    -  Леонида… почему?..

    -  Держит нам… дорогу… не понимаешь?..

    Казалось, они поднимаются по крутой тысячеступенной лестнице - так трудно давался каждый шаг. Воздух стоял стеной. Последние двадцать шагов были смертельно трудны. Ног уже не было - каменные подпорки. Свинцовые подпорки. Нечем стало дышать - твердый воздух резал гортань. Пашка знал, что они никогда не дойдут. А потом неожиданно - казалось, ворота еще впереди - они повалились навзничь, как будто лопнула не пускавшая их паутина, и поплыли куда-то. Здесь было темно. Вскоре овал ворот превратился в туманное пятнышко позади, а потом исчезло и оно.

    Может быть, прошли годы. Здесь ничто не напоминало о времени. Здесь не было верха и низа, правых и виноватых, жизни и смерти. Здесь был покой. Как маленький окаменевший зверь, спрятанный в скале, Пашка висел посреди ничего без ощущений, чувств, мыслей и желаний. Но шевельнулась и поднялась Татьяна, и стал свет, твердь земная под спиной и затылком и мерзкая искрящая боль в груди и боку. И Пашка застонал протяжно и жалобно. Все кончилось, и нужно было, чтобы его пожалели.

    -  Тише, Пончик, тише, - плача, сказала Татьяна, - не расслабляйся, нам еще идти и идти… у меня тоже все болит, я тоже не могу… и Диму тащить, тащить ведь придется…

    И тут Дим Димыч приподнялся и посмотрел вполне осмысленно:

    -  Куда это вы собрались меня тащить?

    -  Димочка… - выдохнула Татьяна и опустилась на землю.

    -  Погоди… где это мы? - Дим Димыч заозирался, и Пашка тоже, насколько позволяла боль, закрутил головой.

    В самом деле: помещение, куда они каким-то непонятным способом попали, было странно: круглое, вернее, цилиндрическое, с рядами темных квадратных окошек на высоте, оно напоминало то ли павильон «чертова колеса», то ли арену для гонок по вертикальной стене.