-  А вы будете здесь?

    -  Я никуда не уйду.

    -  Как хорошо… Лот? Почему я ничего не помню? Чего я не помню, Лот?

    -  Не нужно пока вспоминать. Потом. Старайтесь не думать.

    -  Хорошо. Я не буду думать. Только останьтесь со мной.

    -  Я останусь.

    -  Не уходите никуда, ладно?

    -  Никуда.

    -  Лот…

    -  Что?

    -  Скажите мне что-нибудь…

    -  Все будет хорошо.

    -  А еще?

    -  Все будет хорошо.

    Ника тонула в собственном сне - выплывала на секунду, чтобы глотнуть воздуха, и снова погружалась в зеленую бездну; потом она открыла глаза там, внизу, и увидела дно, увидела то, что ее ждет: буро-коричневая, медленно шевелящаяся масса, похожая на громадную амебу, ленивую и равнодушную, знающую наверняка, что пища не денется никуда… мимо Ники медленным градом падали, закрыв глаза, птицы с бессильными крыльями - и из последних сил она забарахталась, продираясь сквозь зелень, сквозь ставшую вдруг густой, как патока, воду, она всплыла, открыла глаза - синеватый свет сбоку и спасительный холод - она лежала, совершенно голая, на измятой простыне, подушка и одеяло исчезли, она перегнулась через край кровати и увидела их - и сама, преодолевая не боль, не слабость - тошноту во всем теле - сползла на пол, чудом - так качало - поднялась на четвереньки, потом, цепляясь за кровать - на колени. Так она стояла долго, привыкая к непонятным ощущениям в теле: тошноте в руках и ногах и мятному холоду в животе; голова не кружилась, а раскачивалась, как маятник, но все меньше и меньше. Наконец, Ника смогла встать на ноги. До подоконника было два шага. Мягкое жужжание ее не обмануло: это был кондиционер, он работал, и Ника нашла регулятор и выкрутила его до отказа: через минуту прохладная струя стала ледяной, Ника наклонилась и подставила под нее лицо, голову, грудь - это было упоительно.

    В слабом синем свете ночника палата была таинственно-огромной: кровать, как мост, подушка и одеяло на полу - как облака, над которыми пролетаешь, дверь - крепостные ворота… Ника нашла выключатель, и в белом свете тайны исчезли. Тесная клетушка, которая в высоту больше, чем в ширину, бледно-зеленые неровные стены, серый потолок, под которым проходит короб вентиляционной трубы. Оконное стекло стало черно-зеркальным, и в этом зеркале Ника увидела себя: ломкий силуэт. Отражение было не свое и не чужое. Она и не узнавала его, но в то же время не ожидала увидеть кого-то другого. Поднесла руки к лицу: узкие кисти с тонкими пальцами, коротко стриженные ногти без лака, на среднем пальце правой руки тонкое белое кольцо с угольно-черным камнем. Она не знала, откуда у нее это кольцо, но и не испытывала уверенности, что видит его впервые. Ладони белые, все остальное - почти шоколадного цвета. Негритянка? Она посмотрела на себя: маленькая грудь, втянутый живот, узкие бедра - все равномерно-шоколадное… нет, на бедрах узкая контрастно-белая полоска. Загар. Ничего не помню…

    Ничего не помню!

    Ее вдруг бросило в дрожь. Может быть, от холода. Закутавшись в одеяло, она села на край постели. Так… Меня зовут Ника Буковчан. Мне двадцать три года. Я живу… нет, не помню. Работаю… нет, кажется, учусь… не помню. Ничего не помню. Помню, как зовут - и все. Боже ты мой…

    Нет, ложиться нельзя. Эта кровать только и ждет, когда я лягу… эта пасть притворилась кроватью и ждет… Ника вскочила.