|
— Следует ли предположить, что это имя — не настоящее? — Мое докторское звание — просто почетное,— признал я,— но, должен сказать, мне несколько обидно, что вы не помните меня. Мун обратился к сестре. — Кто этот человек? Не могу похвастаться тем, что хорошо знал ее, но за время нашего чересчур краткого знакомства мисс Мун всегда поражала меня своим достоинством. Умная и миловидная и (после нескольких дней мягкого убеждения) откровенная сторонница нашего дела. — Онгерой,— снова сказала она.— Вождь и величайший друг. Я вспыхнул от этой незаслуженной похвалы. — Вы и правда меня не помните? Мун покачал головой. — Никогда прежде вас не встречал.— Он повернулся к Сомнамбулисту.— Ничего не напоминает? Великан пожал плечами. Я был возмущен. Я чувствовал себя обманутым. Я много лет ждал нашей встречи, предвкушал ее с болезненным возбуждением, как ребенок Рождество. Сколько раз я представлял идеальную версию нашего разговора, в которой я представал великодушным победителем, остроумным, мудрым и вдохновенным. Я намеревался ослепить его. Но я ожидал, что Мун узнает меня сразу, что Сомнамбулист съежится от страха, что оба станут говорить со мной уважительно, как с опасным противником, врагом, которого надо бояться. Вместо этого они тупо таращились на меня, как на какого-нибудь вонючего нищеброда, который клянчит у них на улице деньги. И я назвал им свое настоящее имя. Здесь я его повторять не могу. Это прозаическое, обыденное имя, не достойное человека моих талантов и амбиций. Можете продолжать думать обо мне (если вы вообще решите обо мне думать) как о преподобном докторе Тане. Сомнамбулист усмехнулся, но Мун все равно не узнавал меня. Великан нацарапал что-то на своей дощечке, и в глазах Эдварда мелькнула искорка понимания. КАНАЛИЗАЦИЯ Мистер Мун рассмеялся — этот жалкий человечиш-ка действительно смеялся надо мной! — Конечно,— воскликнул он и продолжил свою речь чрезвычайно приукрашенным рассказом о том, как (будучи куда моложе) я попытался ограбить Банк Англии, но по ошибке прокопался в лондонскую канализацию. — Я много месяцев пытался вспомнить ваше имя. — Он еле сдерживал смех.— Даже миссис Гроссмит вспомнить не смогла, хотя она-то мелочи помнит прекрасно. Думаю, я высказался насчет сомнительной предусмотрительности Муна, раз он так нагло говорит со мной, попав в мое подземное логово безоружным, находясь полностью в моей власти. Он потребовал объяснений, и я, как только сумел взять себя в руки, ответил ему. Я сказал этим двоим, что иерархия существует даже среди преступников и что после вышеописанного прискорбного инцидента я сделался мишенью для насмешек в преступном сообществе. Искусно избегая жалости к самому себе, изящно балансируя между пафосом и твердостью, я сказал им следующее: — Я устал быть самым мелким из мелких проходимцев и решил изменить себя. Можно сказать, я основал религию.— При этих словах я хихикнул, полагая сказанное блестящей иронией. Шарлотта улыбнулась (милая девочка), но эта парочка стояла с каменными лицами. — Наше общество расшатано, мистер Мун. «Любовь» нашла выход. — Ну, так поделитесь,— зевнул он.— Только не очень долго. Он говорил со мной, словно с ребенком, и хотя его отношение обижало меня, я решил пока спустить ему эту наглость. |
