Изменить размер шрифта - +
Я не этого искала.
     - Первое время вы были с ним счастливы?
     - Это слишком сильно сказано. Мы довольно хорошо ладили.
     - Потому что поступал так, как вам хотелось?
     Она делала вид, что не замечает агрессивности, от которой дрожал голос комиссара, ни того, как он на нее смотрит.
     - Я себе не задавала этот вопрос.
     Ничто не могло вывести ее из себя, однако в поведении начала сквозить некоторая усталость.
     - Когда вы встретили Харриса, или, если вам так больше нравится, Мориса Швоба, вы в него влюбились?
     Жизель задумалась, как будто хотела ответить особо точно.
     - Вы все время употребляете это слово. Во-первых, Морис мог изменить мое положение в обществе, а я никогда не считала, что мое место - за прилавком в универмаге.
     - Он сразу стал вашим любовником?
     - Смотря что вы понимаете под словом "сразу". Через несколько дней, если мне не изменяет память. Мы не придавали этому значения, ни он, ни я.
     - То есть ваши отношения основывались скорее на деловых интересах?
     - Если хотите. Из двух гипотез вы, как мне известно, выберете наиболее пачкающую. Я бы скорее сказала, что Морис и я почувствовали, что мы одной породы...
     - Потому что у вас были одинаковые амбиции. Вам никогда не приходило в голову развестись, чтобы выйти замуж за него?
     - Чего ради? Он женат на женщине старше его, имеющей состояние, которое позволило ему открыть собственное дело на улице Сент-Оноре. А остальное...
     Она давала понять, что остальное значило так мало!
     - Когда вы начали подозревать, что ваш муж не в себе? Ведь у вас было такое впечатление, верно?
     - Это не впечатление - уверенность. Я с самого начала знала, что он не такой, как всегда. У него бывали периоды экзальтации, когда он рассуждал о своей работе как говорил бы гений, и депрессии, когда он жаловался, что неудачник, над которым все потешаются.
     - Включая вас.
     - Разумеется. Мне кажется, он всегда был таким. В последнее время он был мрачным, встревоженным, смотрел на меня настороженно и внезапно, в самый неожиданный для меня момент, разражался упреками. А иногда донимал меня своими инсинуациями.
     - Вам не приходило в голову уйти от него?
     - Думаю, я жалела его. Он был несчастен. Когда из Америки вернулась моя сестра - в глубоком трауре, изображая из себя безутешную вдову, он был недоволен. Она нарушала его привычки, и он не мог ей простить, что она целыми днями не обращалась к нему ни с единым словом.
     Я и сейчас не понимаю, как ей это удалось. А ведь удалось, и, очевидно, потому, что притворялась щепкой, потерянной в бурном океане жизни.
     Наконец-то рядом с ним оказался кто-то более слабый, чем он сам. По крайней мере, он так думал. Понимаете? С моей сестрой он казался себе настоящим мужчиной, сильным человеком, уверенным в себе...
     - Вам не хотелось развестись и предоставить им свободу действий?
     - Они были бы несчастны вместе, потому что на самом деле моя сестра отнюдь не плакса-размазня. Наоборот.
     - Вы ее ненавидите?
     - Мы с ней никогда не любили друг друга.
     - В таком случае почему приняли в своем доме?
     - Потому что она мне навязалась.
     Мегрэ чувствовал тяжесть на плечах и неприятный привкус во рту, потому что понимал: все это правда.
Быстрый переход