Снова трясу головой, чтобы избавиться от навязчивой боли.

У дома моих “родственников” напротив каменного забора вижу “ауди” Романова. Четыре дня назад я принял от него звонок с вопросом: “Что у вас там, твою мать, происходит?!”, – и мое настроение было заряжено достаточным минусом, чтобы дать ему необыкновенно исчерпывающий ответ. Я сказал, что он знал бы больше, если бы звонил своей сестре чаще, чем раз в два месяца. Насколько я понял, его это задело, но разбираться с внутренними проблемами я предложил ему самостоятельно.

Калитка не заперта.

Прохожу через двор, глядя на кирпичную плитку под своими ногами.

Сухая и теплая погода последних дней добила последний снег, но я замечаю это только сейчас. Что в городе сменилось время года. Не календарно, а по факту, но весенний воздух ощущаю без реакции. Реакция у меня в последние дни атрофировалась. Двигаюсь я тоже почти на автомате. И живу тоже. Херня, которую не могу себе позволить, потому что, войдя в дом, вижу угрюмое, сонное лицо Мишани.

– Па… – сидя на стуле у входной двери, он клюет носом и натягивает на ногу ботинок. – Я уже поел…

Я вижу его впервые за эти дни, но раньше прийти не мог. Ищу на детском лице признаки обиды, но вижу только сосредоточенность, с которой он завязывает себе шнурки.

Из кухни вылетает его бабушка. Вскользь отмечаю, что она более растрепанная, чем обычно, и в целом немного помятая. За ней появляется Романов, пряча руки в карманах джинсов.

– Давай одевайся, – говорю сыну, снимая с вешалки его куртку.

– Доброе утро, – Галина Владимировна смотрит на меня волком.

– Доброе, – протягиваю сыну куртку.

Все новости я транслирую сюда через шурина. В основном промежуточные, чтобы не перегружать им всем мозги. И себе тоже.

Миша путается в рукаве.

Придерживаю куртку за капюшон, помогая ему найти “дырку”. Через заднюю дверь в противоположном конце коридора в дом заходит тесть. У него в руке свернутая газета, очевидно, свежая местная пресса, на лице хмурая задумчивость.

– Здравствуй, Руслан, – кивает мне оттуда.

Отвечаю ему рассеянным кивком.

– Руслан, послушай, – начинает его супруга. – Я не понимаю, почему Миша не может остаться здесь, у нас. Ты занят целый день. Зачем дергать ребенка?

– Он поедет со мной, – отвечаю ей.

– Но Миша же не может до ночи сидеть в детском саду…

– Он не будет там сидеть.

– А кто за ним присмотрит?

– Побудет со мной в мэрии, – отвечаю ей.

– В мэрии?! – восклицает. – У меня отпуск, у Андрея Михайловича свободного времени тоже хватает, Миша может остаться у нас…

Не имея желания продолжать этот бессмысленный спор, повторяю:

– Он поедет со мной.

– Но зачем это нужно? – продолжаю слушать я. – Неизвестно, когда Оля…

Посылаю очень говорящий взгляд, намекая на то, что ей стоит серьезно фильтровать свои слова, потому что Миша впитывает каждое из них, а у меня нет желания пугать его больше, чем он уже испугался за эти дни.

– Мы не знаем, как долго все это продлится… – меняет она формулировку. – Всем будет спокойнее, если ребенок будет у нас.

Внутри меня уже несколько дней взведенная пружина.

Мое терпение натягивается до предела, но даже на этом пределе я объясняю ей обстоятельно:

– У моего сына есть дом, и он поедет домой. Со мной. Со всем остальным мы разберемся. Если нужно, найдем няню.

– Няню?! У него есть бабушка и дед, зачем ему няня?! Что за блажь такая? Я и Оле говорила, что ребенком должна заниматься мать, а не няня! Я думаю о ребенке.