– Кто? – спросил он, думая о том, что ему делать, если это окажется Сесил.

– Элис, – тихо сказала Джулия, сидевшая в кресле на колесиках рядом с ним.

Дышала она прерывисто, была очень бледна, но крепко держалась за руку Пола, как делала это большую часть их поездки в город. Он стиснул ее ладонь, взглянул на их переплетенные пальцы, затем на нее.

– Хочешь позвать Элис? – спросил он. Джулия посмотрела ему прямо в глаза и покачала головой.

– Я хочу тебя.

Я хочу тебя! Это должно было заставить его бежать не оборачиваясь на другой конец света. Но это заставило его собраться и сосредоточиться. Пробудило самое лучшее – то, что всегда помогало ему в критических ситуациях. В таких ситуациях он бывал на высоте.

Справится и сейчас. Это необходимо. Это самый драгоценный опыт в его жизни. Внушающий благоговение. Джулия – единственный человек, который внушает ему благоговение.

Пол всегда восхищался ее добротой, открытостью, энтузиазмом. Она казалась ему мягкой, веселой и счастливой. Им было хорошо вместе.

Теперь Джулия была твердой как скала. Сильной и упорной.

Врач сказал ей, что роды начались преждевременно, что дети недоношенные, и им нужна любая помощь.

– Чем меньше обезболивающего, тем лучше, – объяснил он. – Мы же не хотим подавить их реакции и замедлить биение сердца.

Джулия слушала и кивала, вцепившись в руку Пола.

– Я могу в крайнем случае дать вам что нибудь, – сказал врач. – Но лучше этого не делать.

– Я справлюсь, – заверила его Джулия, потом взглянула на Пола. – Говори со мной.

И он говорил. Они оба говорили – обо всем на свете. О ее детстве на ферме в Гринлоу, о юношеских шалостях Пола и его братьев, о переделках, в которые попадали Джулия и Элис. Он видел, когда у нее усиливались схватки. Он массировал ей спину. Давал кусочки льда. Разминал пальцы ног.

Схватки становились все чаще и сильнее. Ее тело трепетало и содрогалось. Она глубоко дышала и вцеплялась в его руки. Они смотрели друг другу в глаза и дышали в унисон.

Джулия не давала себе поблажки. Она черпала силы из глубоких внутренних ресурсов, и они помогали ей терпеть боль.

Минуты казались часами, и эти часы тянулись и тянулись, а Джулия оставалась по прежнему сосредоточенной, решительной и сильной.

Его задача заключалась лишь в том, чтобы поддерживать и ободрять ее. Он сидел в изголовье родильной кровати, держа ее руки в своих. Они вместе дышали, вместе считали.

– Молодец, – говорил ей Пол, – все идет хорошо.

Он чувствовал себя шарлатаном, поддерживая пустую болтовню, в то время как она делала всю работу. Но когда замолкал, Джулия подстегивала его.

– Да говори же со мной! Господи! О Господи! – восклицала она, когда схватки усиливались. – Я… прости, я чуть… не сломала тебе пальцы, – бормотала она, когда проходила очередная волна.

Пол ничего этого не замечал.

– Продолжай, – говорил он.

– Кажется, уже рожаю, – словно в лихорадке, проговорила Джулия.

– Тужься, – сказал ей Пол. Он не знал, откуда это взялось – просто всплыло в сознании, и крикнул медсестре: – Сделайте же что нибудь!

– Да, уже началось, – подтвердила медсестра и позвала врача.

– Наконец то, – вздохнул Пол, – мы чего – то достигли.

Но если он думал, что самое тяжелое осталось позади, то глубоко ошибался. Для него было мукой наблюдать за усилиями Джулии, видеть ее невыносимое напряжение – и понимать, что он ничем не может помочь.

– Тужьтесь, – подбадривал врач, пока Пол вытирал пот с ее лба одной рукой; в другую она вцепилась мертвой хваткой. – Да.