– Все девять спустились? – переспросил его Маратка в том месте, где они обычно встречались.

– Да, сам же знаешь, у Бажена двоих в прошлый раз посекли, Ильюшу насмерть, а Звяга в лекарской отлеживается, – вздохнул друг. – Ребята злые, хоть бы все в этот раз получилось. Ну ладно, потолкались, как обычно, а теперь пошли в разные стороны! – Парни развернулись и зашагали по своим участкам стены.

Вторая ночная смена подходила к концу. Еще немного, и на стену придут уже новые люди. «Спать не пойду! – решил для себя Митяй. – В башне с пластунским прикрытием до утра буду стоять. Все равно они к рассвету должны объявиться».

Вдруг внизу, в стороне осадного кольца, из выставленных бревенчатых щитов послышались резкие выкрики. – Тревога! – выкрикнул Маратка. Из двух крайних башен выскочило несколько десятков воинов с луками и с взведенными самострелами.

– Рязань! Рязань! – донёсся от подножия стены условный сигнал. – Быстрее канаты кидай, братцы!

Со стороны неприятеля послышались тревожные выкрики, а затем раздалось и чавканье множества ног по грязи.

– Гришка, светани из свово орудия за две сотни шагов! – выкрикнул Малюта. – Факела на самую большую дальность со стен метайте! Стрелки, к бою!

Митяй распалил свой факел и, размахнувшись что есть мочи, зашвырнул его в ночную темень. «Ну же, где вы?!» Он, оперев ложе самострела, прижал его приклад к плечу. Десятки факелов, скинутых со стен, осветили ее подступы. Взревела камнеметная машина, и в двух сотнях шагах сверкнула яркая огненная вспышка. Более сотни темных фигур неслись к крепости. Щелк! Болт вылетел к цели, а Митяй уже накручивал рычаг взвода реечника. Щелк! Лив, выронив свой лук, свалился в грязь.

– Тяни, сильнее тяни! – кричал вымазанный с ног до головы пластун, сам ухватившись за канат. Показалось тело, перевязанное сыромятными ремнями. Мелькнуло бледное лицо с торчащей во рту тряпкой. Пятерка воинов поднатужилась и перекинула добытого языка через парапет. А у Митяя раздался пятнадцатый щелчок натяжителя, и он опять выбрал свою цель. Трое пластунов внизу замешкались. Как видно, один из них был серьезно ранен и не мог уже забраться по канату самостоятельно. Товарищи обвязали его вокруг пояса и, крикнув наверх, сами бросились к свисающим концам веревок.

– Прикрывайте пластунов! Всем бить погоню! – отдал команду Малюта. – Григорий, свет на сто шагов! Факела подальше бросайте! Не давайте им прицельно наших расстреливать!

Уже более двух сотен лучников и арбалетчиков разили освещенного внизу врага. В основном здесь, под стенами, были ливы, и сейчас они там несли большие потери. Самым последним тяжело перевалился через парапет Бажен. Из его ноги выше колена, пробив ее насквозь, торчала стрела. Десятник, неловко встав на ноги, как-то боком подскочил к вытянутому чуть ранее пластуну.

– Беляй! Ну же! Беляй, очнись!

Его нога подвернулась, и он, взвыв от боли, рухнул рядом с обвязанным канатом телом.

– Все, Бажен, не дышит он уже! – стянул со своей мокрой головы темную войлочную шапку пластун. – Еще две стрелы в него вошли, пока его наверх тянули. – Прости, старшой, не успели мы.

Сидевшие на корточках вокруг тела разведчики один за другим начали стягивать с голов свои шапки.

– Заряжен! На, получи! – Митяй прицелился в еле видную ему цель и выжал спусковую скобу реечника.

Комендант прошелся по большой комнате, где сидели все основные командиры гарнизона, и подошел к столу с расстеленным на нем пергаментом.