— Ах, эта женщина, — протянул Манфред, и на лицо его наползла туча. — А я надеялся, что она уехала…

Он надолго задумался.

— Если вы с ней знакомы, мне несложно устроить вам встречу, — предложил начальник тюрьмы.

— Нет-нет, — порывисто отозвался Манфред. — Никаких встреч не должно быть… По крайней мере, здесь.

Его собеседник подумал, что встреча «здесь» была делом весьма сомнительным, потому что у правительства были планы перевести заключенного в другое место, о чем он не стал сообщать Манфреду, поскольку посчитал, что это противоречит его долгу перед государством. Но, если бы начальник тюрьмы мог заглянуть в недалекое будущее, он бы не стал делать из этого тайны.

Манфред сбросил неудобные ботинки, выданные ему в тюрьме (когда он вернулся из суда, ему снова пришлось переодеться в арестантское), и как был, не раздеваясь, лег на нары и натянул одеяло.

Кто-то из дежурных охранников посоветовал ему раздеться.

— Не имеет смысла, — ответил арестованный. — На такое-то короткое время.

Надзиратели решили, что он снова имеет в виду свое освобождение, и лишь подивились его безумству. Однако вскоре он удивил их еще больше, на этот раз своей осведомленностью. Когда через три часа начальник тюрьмы вернулся и вошел в камеру со словами:

— Прошу прощения за беспокойство, но вас переводят в другую тюрьму… Что это? Вы не раздевались?

Манфред, лениво стягивая одеяло, ответил:

— Да. Но я думал, перевод будет раньше.

— Как вы узнали?

— О переводе? Так, одна птичка напела. — Заключенный потянулся. — И куда меня? В Пентонвилл?

Начальник тюрьмы посмотрел на него как-то странно и коротко обронил:

— Нет.

— Рединг?

— Нет.

Манфред нахмурился.

— Что ж, я готов.

На пустынной железнодорожной станции, где одинокий паровоз с прицепным тормозным вагоном в ожидании раздувал пары, он кивнул конвоиру, но, когда начальник тюрьмы на прощание непротокольно протянул ему руку, не скрывая, впрочем, своей радости, оттого что избавляется наконец от столь необычного арестанта, руку Манфред не принял, а произнес, кивнув в сторону паровоза:

— Специальный?

— Прощайте, Манфред, — вспыхнув, бросил тюремщик.

— Я не могу пожать вам руку, — сказал Манфред, — по двум причинам. Во-первых, ваш замечательный главный надзиратель надел на меня наручники, за спиной…

— Вторую причину можете не называть, — коротко рассмеялся начальник тюрьмы, положив руку на плечо арестованного, и добавил: — Я никому не желаю зла, но если каким-то чудом ваше освобождение все же состоится, знайте, что есть один офицер тюремной службы, который не будет горевать по этому поводу.

Манфред кивнул и, зайдя в вагон, сказал через окно:

— Эта дама… Если увидите ее, скажите, что меня перевели.

— Скажу… Только, боюсь, не смогу сказать ей, куда.

— Это на ваше усмотрение! — крикнул Манфред, когда поезд тронулся.

Конвоиры опустили занавески, и Манфред лег спать.

Проснулся он оттого, что кто-то потряс его за плечо. Манфреда вывели на платформу. День едва начинался. Быстрым взглядом он окинул рекламные щиты с объявлениями. Манфред сделал бы это в любом случае, потому что по ним он мог определить, где находится, если бы по какой-то причине власти решили утаить от него пункт назначения. Но именно тогда объявления представляли для него особенный интерес. Больше всего на станции было объявлений какого-то переезжего торговца по имени Цыган Джек — довольно странный вид рекламных объявлений для обычно строгих станционных щитков.