Путь до станции занял минут пять от силы.

Выйдя из машины, Шатти услышала специфический шум: это приближался ее поезд. Они с Кеннетом со всех ног бросились в кассу и купили ей билет до Эдинбурга. Молча вернулись на платформу. Кеннет поставил чемодан и спросил:

– Ты уверена, что все будет хорошо?

Шатти кивнула.

– Если повезет, я повидаюсь с дедушкой, а родители так и не узнают, что я приезжала. У дедушки собственный особняк в центре города.

Надеюсь, он там, а не в больнице…

Тишину морозного утра прорезал пронзительный свисток. Шатти вздрогнула, схватила чемодан, но Кеннет накрыл ее руку своей и удержал на месте. Заглянул в ее изумрудно зеленые глаза, поднес к губам замерзшие пальцы.

– Шатти, мне нужно кое что сказать тебе.

Она оглянулась через плечо на приближающийся поезд. За грохотом колес ничего не было слышно.

– Что?

– Я люблю тебя! – прокричал Кеннет, перекрывая стук колес. – Просто хочу, чтоб ты знала. Я люблю тебя!

Не веря ушам своим, молодая женщина шагнула ближе.

– Что ты сказал?

– Я люблю тебя, – повторил Кеннет, привлек ее к себе и поцеловал долгим, пылким поцелуем, словно скрепляя печатью сказанные слова. А затем подхватил чемодан и зашагал с ним к поезду. Шатти поднялась по лесенке. Кондуктор передал ей чемодан и поднялся следом.

Она стояла на верхней ступеньке, не в силах отвести взгляда от Кеннета, вбирая в память каждую черточку, каждое мимолетное выражение этого мужественного лица, пытаясь навсегда увековечить в сознании дорогой образ. Сегодня Кеннет Лэверок выглядел точно так же, как в день их знакомства: волосы растрепаны ветром, на подбородке пробивается щетина. И еще – эти чудесные карие, с золотыми искорками глаза, осененные невероятно длинными ресницами.

Дыхание у нее перехватило. Кондуктор потянулся закрыть дверь, и она послушно отступила на шаг.

Но вот Кеннет поднял руку, помахал, и Шатти вновь метнулась вперед, к поручням.

– Я люблю тебя! – выкрикнула молодая женщина, прежде чем дверь закрылась. – Я люблю тебя, Кеннет Лэверок! – Слова сорвались с уст словно сами по себе, дались ей просто и естественно, как дыхание.

Шатти прижалась лбом к окну. Поезд тронулся с места, набрал ход – и вот уже и платформа, и Кеннет скрылись из виду. И вдруг молодая женщина почувствовала себя такой одинокой, как никогда в жизни. Она схватилась рукою за сердце и лишь усилием воли удержалась от слез. Кеннет Лэверок ее любит. Но теперь, когда он произнес эти слова вслух, она просто не знала, что делать.

Она нагнулась за чемоданом и встретила сочувственный взгляд кондуктора. Он улыбнулся, открыл ей дверь в купе, вошел следом, помог положить багаж на верхнюю полку.

– Доброго вам пути, мисс, – пожелал кондуктор.

– Спасибо, – всхлипнула Шатти.

Кеннет стоял на тротуаре и задумчиво глядел через улицу на эффектное, стилизованное под готический замок здание кафе кондитерской. По обе стороны от входа красовались две фигуры манекена – рыцарь в доспехах и светлокудрый певец с арфой. Над входом красовалась вывеска в виде шита, увитого плющом, с витиеватой надписью: «Песнь Оссиана». Сквозь стрельчатые окна мерцали разноцветные лампочки, вделанные в подсвечники и светильники на стенах, и всякий раз, как открывалась и закрывалась дверь, из кафе доносились обрывки старинных мелодий.

День клонился к вечеру. Надо думать, народу в кафе набилось изрядно. И неудивительно.